– Мистер Докинз получил ваше письмо. – Кроу особенно выделил слово «мистер», явно недовольный ее фамильярностью. – Мне поручено передать вам, что совет директоров банка не склонен разрешать преждевременные выплаты. По условиям закладной мы вправе требовать, чтобы вы выплачивали свой долг поквартально.
– И как долго?
– Полный срок договора.
– Но это годы! Если вопрос в процентах, я готова их заплатить.
Кроу с надменным видом отступил на шаг назад:
– Это вопрос политики банка, миссис Мэйн.
– Какой политики? Держать меня на поводке, который вы можете в любой момент оборвать?
– Вы имеете в виду продажу заложенного имущества?
– Да. Это тоже ваша политика?
– Будьте любезны, не так громко. Какая выгода «Пальметто банку» сейчас продавать Монт-Роял? Это ценная земля, и стоимость ее пока только растет. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Разумеется, в случае провала вашего предприятия право взыскания по закладной остается за банком. Но тогда пострадавшей стороной будет владелец, то есть мистер Мэйн. Уверен, вы не захотите поставить своего родственника в такое положение…
Угроза была очевидной. Однако как же грубо и топорно выглядели их откровенные попытки взять над ней власть! Неужели весь штат, да и весь Юг по-прежнему сходит с ума от «африканизации»? Но ведь они наверняка больше не боятся ни бунтов, ни тайных заговоров против собственности, ни насилия над белыми женщинами… Что же тогда?
И вдруг чутье подсказало Мадлен истинную причину – пусть менее драматичную, но все же смертельно опасную для них: конвент. Новая конституция штата, со всеми этими поправками о праве голоса и налогах, могла напрямую затронуть деньги белых граждан штата. Знал ли Леверетт Докинз о том, что она хорошо знакома с одним из черных делегатов конвента? Наверняка знал.
Кроу стоял за полированной дубовой стойкой с низкой распашной дверцей. Мадлен, раздраженная его грубым отказом и высокомерными взглядами нескольких кассиров, решительно направилась к дверце.
– Я добросовестный клиент этого банка, мистер Кроу, – сказала она. – И меня не устраивают ни ваши объяснения, ни ваша грубость. Я намерена обсудить свой вопрос с Левереттом лично, занят он или нет.
– Мадам, вы не можете! – Кроу схватился за дверь, удерживая ее. – Прошу вас уйти. Мистер Докинз хотел бы напомнить вам, что появление цветных в этом здании нежелательно.
Мадлен отошла от стойки и быстро пошла к выходу. На ее глазах блестели слезы ярости.
…Мало-помалу потрясение от инцидента в банке проходит. Но унижение и гнев – нет.
Март 1868-го. Разгоревшаяся недавно драма принесла с собой страшную путаницу. Два месяца назад сенат на закрытом заседании не сошелся во мнении по вопросу отстранения от должности мистера Стэнтона, после чего назначенный президентом генерал Грант подал в отставку, давая возможность Стэнтону вернуться в свой кабинет в военном министерстве. Джонсон тут же назначил на место Гранта генерала Лоренцо Томаса, а Томас похвастался, что уберет Стэнтона силой, если понадобится. После этого Стэнтон в буквальном смысле забаррикадировался в своем кабинете и подписал приказ об аресте Томаса! И этот приказ доставили на бал-маскарад! Весь этот фарс прекрасно подошел бы для либретто комической оперы, если бы вокруг него не разгорелись такие нешуточные страсти.
Но они кипят, и волки, преследующие Джонсона, наконец-то загнали его в угол. Требование импичмента за «особо тяжкие преступления и дисциплинарные проступки» прошло в палате представителей с существенным перевесом. Это беспрецедентное событие в национальной истории, и обе стороны просто осатанели. Стаут с его приспешниками называют Джексона «архиизменником» и настаивают на том, что он предал Линкольна, Конституцию, народ и так далее. Защитники президента утверждают, что он считал Закон о занятии высших должностей неконституционным, поэтому действовал напрямую, не обращаясь за одобрением в сенат. Радикалы требуют отдать его под суд. Я просто поверить не могу, что президента могут так унижать. Но многие только рады…
Вчера вечером Энди вернулся домой. Конвент завершился, проработав 53 дня, и теперь в апреле должны пройти специальные выборы для ратификации новой конституции и избрания представителей штата…
Приехал Топпер с результатами проверки грунта. Я обвинила его в том, что он скрыл от меня правду о владельцах компании и ничего не сказал о Стауте. Он с холодной надменностью, которую я уже замечала в некоторых низкорослых мужчинах и многих адвокатах, увернулся от моих упреков, показав предполагаемые цифры дохода. Суммы просто пугающие…
В округе царит оживление. По дорогам в любое время суток постоянно проносятся всадники, на прибрежных отмелях до поздней ночи горят фонари. Я подозреваю, что причиной такой активности стала избирательная кампания, а также приезд к нам большого числа земельных инспекторов, специалистов по горному делу и прочего народа. Впрочем, ничем из этого нельзя объяснить странные перемены в поведении вольноотпущенных. Почти никто из них больше не улыбается, и у всех на лицах я вижу тревогу. Я уже много раз замечала, как они начинают говорить между собой на быстром креольском наречии, чтобы их никто не мог понять. Но я-то понимаю…
…Теперь я совершенно уверена: они напуганы. Пруденс тоже это заметила. Но чем?
Великий Маг прибыл к ночи.
В уединенной роще примерно в миле от Саммертона они воткнули в землю факелы, очертив ими круг, и подожгли. Жены и возлюбленные сшили все необходимые регалии в соответствии с инструкциями, присланными ранее в письме. Невидимая Империя не требовала какого-то определенного цвета балахонов и колпаков, поэтому по настоянию Дезмонда был выбран красный. Деньги на дорогую ткань дал Геттис из своих немалых доходов, которые теперь приносил магазин.
Высокий и мускулистый, генерал Натан Бедфорд Форрест имел смуглую кожу и серо-голубые глаза. В его черных волнистых волосах и аккуратной бородке блестели седые пряди. На приготовившихся к обряду посвящения новичков он произвел впечатление человека, которому лучше не прекословить. Когда он представил им официальный экземпляр конституции Клана и сообщил, что вступительный взнос составляет десять долларов, никто не возразил.
Новички выстроились в ряд. Вокруг шипели и дымились факелы. Гордо выпрямив спину, Форрест обходил всех одного за другим, пристально глядя в глаза каждому. У Дезмонда от волнения даже закружилась голова. Джек Джолли держался с некоторым превосходством – все-таки это был его старый командир. Геттис потел, хотя и не так сильно, как отец Лавуэлл, который то и дело бросал тревожные взгляды в наполненную стрекотом насекомых темноту за кольцом факелов. Один или два фермера, дополнявшие группу, узнали священника, которого каждое воскресенье видели в церкви.
Форрест начал инструктаж:
– Это общество гуманизма, милосердия и патриотичности. Его происхождение и организующие принципы, объединяющие все это, подразумевают рыцарское поведение, благородные чувства и героический дух. Мне известно, что вы заранее заявили о верности этим принципам, поэтому я по приказу Великого Дракона, стоящего во главе королевства Каролина, задам вам десять вопросов. – Он обвел их суровым взглядом. – Состояли ли вы когда-нибудь в радикальной Республиканской партии, Юнионистской лиге или Великой армии Республики
[39] либо разделяли их взгляды?
