Звук трубы отвлек капитана секунд на пятнадцать, но этого хватило, чтобы появился еще один всадник. Это был Гриффенштайн.
Описав круг, он быстро поскакал к ним и встал между Чарльзом и капитаном.
– Ты что, пьян? – заорал он на Венейбла, вырывая кольт из его руки. – Мы здесь для того, чтобы убивать краснокожих, а не белых!
Какой-то офицер выехал из леса и крикнул Венейблу, чтобы тот шевелил задницей, потому что все уже собрались. Генри-немец не понимал, что произошло, но чувствовал, что дело серьезное. Не говоря ни слова, он просто смотрел, как коротышка-кентуккиец спрыгнул с седла, подошел к нему и забрал свой кольт с перекошенной от злости физиономией. Чарльз осторожно опустил вождя на истоптанный грязный снег рядом с его женой.
Венейбл сунул револьвер в кобуру, бросил на Чарльза красноречивый взгляд, не сулящий ничего хорошего в будущем, запрыгнул в седло и, хлеща коня кнутом, погнал его через поле к деревне.
– Да что за хрень тут у вас случилась-то? – спросил Гриффенштайн.
Теперь он снова стал похож на себя, и его лицо больше не пылало, как в тот момент, когда Чарльз увидел его за страшным занятием. Но скальп как почетный трофей был привязан к его поясу за окровавленные волосы.
– Капитану не дают покоя его старые обиды, – скупо ответил Чарльз.
– Ну, тогда ему лучше держать себя в узде. Это не то место, где можно сводить старые счеты.
Чарльз подумал о том, что смысл этих слов из всех разведчиков по-настоящему понятен только ему.
– Я перед тобой в долгу, Генри, – сказал он.
– Ерунда, – отмахнулся Гриффенштайн. – Не мог же я спокойно смотреть, как какой-то чванливый офицеришка размахивает кольтом перед носом моего друга?
К этому времени Чарльз уже сидел в седле, с большим сожалением оставив вождя и его жену там, куда он их положил. Они повернули коней к месту сбора; Гриффенштайн пребывал в отличном настроении.
– Ну что, славно ведь повеселились? – воскликнул он.
Чарльз с яростью уставился на него, вмиг позабыв, что должен испытывать благодарность:
– Повеселились? Да это резня была! Убийство ни в чем не повинных людей. Вот, смотри! – Он показал медный крест с оборванным ремешком. – Я забрал его у совсем еще мальчишки. Он только жить начал! А мне пришлось его убить, чтобы он не убил меня.
Все еще не понимая, что так гложет Чарльза, Генри протянул руку к кресту:
– Значит, у тебя остался прекрасный сувенир.
Чарльз сжал кулак:
– Думаешь, я поэтому его взял, ты, тупой осел? Это было не сражение, а бойня. Второй Сэнд-Крик.
Удивление разведчика сменилось раздражением.
– Не будь ребенком, Чарли. Так уж все устроено.
– В жопу такую философию!
Выражение лица Гриффенштайна опять изменилось. Теперь он смотрел на Чарльза с отвращением, с каким смотрят на больного холерой.
– Я тебе так скажу: тут мы с тобой никогда не сойдемся. Вообще-то, мне следовало бы свернуть тебе шею за «тупого осла», но я не стану этого делать, потому что ты, сдается мне, спятил. И с этой минуты держись от меня подальше.
Он повернул в сторону, но Чарльзу было все равно. Внутри у него словно что-то умерло. Было убито здесь, на берегу Уошито.
В деревне царило большое оживление. Солдаты – одни верхом, другие перебегая с место на место – торопливо хватали все, что попадалось под руку, пока никто этого не запретил. На их рубашках и брюках Чарльз видел кровь убитых индейцев, с которых сняли скальп. Один совсем молоденький рядовой с гордостью показывал товарищам целых два.
Табун лошадей, в несколько сот голов, люди Годфри согнали к опушке леса на дальнем краю деревни. Около пятидесяти женщин и детей было взято в плен. Трофеев тоже собрали немало: много хороших седел, в том числе армейских, кожаные и меховые куртки, оружие, боеприпасы; сотни фунтов табака и муки и большой запас заготовленного на зиму бизоньего мяса. Когда Чарльз подъехал, Кастер как раз приказывал Годфри и его взводу собрать и пересчитать трофеи.
Вокруг то и дело кто-нибудь радостно повторял, что в ходе операции убиты сотни индейцев. Чарльз сильно сомневался в правдивости таких заявлений. Если в одном типи обычно жило пять-шесть человек, значит всего в деревне их насчитывалось около трехсот. И хотя трупов было очень много и в самой деревне, и на поле за лесом, трех сотен явно не набиралось. Видимо, многие успели сбежать. У военных погибли только Льюис Гамильтон и капрал Кадди из взвода «B». Но был еще отряд Эллиотта, о котором никто ничего не знал.
Снова послышались крики и вой. Трое проводников-осейджей весело хлестали прутьями кого-то из пленных индианок.
– Они пытались сбежать, – пояснил один из осейджей, а потом ударил пленниц еще сильнее, загоняя их к остальным, которые уже были под конвоем.
Чарльзу показалось, что он узнал нескольких скво, ведь когда-то он так долго жил среди народа Черного Котла. Женщина с черными толстыми косами и кровью на щеке, по-видимому, тоже узнала его, но больше никто. Она ничего не сказала, но ее взгляд был для него как нож в сердце.
– Генерал!
Резкий голос принадлежал Ромеро, переводчику. Он толкнул вперед какую-то женщину в грязной одежде. Сцепив руки, она склонилась в поклоне перед Кастером, который был все так же свеж и бодр. Чарльз недоумевал, как генералу это удается, – сам он чувствовал себя совершенно измученным и едва держался в седле от усталости и голода.
– Эта женщина сказать, она сестра Черного Котла, Махвисса, – сказал Ромеро.
Вполне возможно, подумал Чарльз, хотя никогда прежде не видел эту женщину и не слышал ни о какой сестре в ту зиму, что провел с шайеннами вместе с Джексоном.
– Она сказать, есть другие деревни на Уошито.
– Где? – внезапно замерев, спросил Кастер.
Ромеро подобрал обломок копья и, встав рядом с генералом, начертил на земле перевернутую букву «U».
– Здесь деревня Черного Котла, – сказал он, ткнув чуть ниже того места, где кончалась левая линия. – Здесь – арапахо. – Теперь он ткнул там, где буква изгибалась. – Здесь – еще шайенны. – Новая точка, на этот раз в конце правой линии. – А здесь шайенны и кайова. – Две точки чуть ниже. – Зимние стоянки. Дальше по реке.
От лица Кастера отхлынула кровь. Он стал белым, как заснеженные деревья на отвесном берегу реки, где Чарльз, как ему показалось, заметил какое-то движение.
– Сколько всего людей на этих стоянках? – спросил Кастер.
Ромеро переговорил с женщиной на языке шайеннов. Из ее ответа Чарльз понял достаточно, чтобы его снова пробрало холодом.
– Примерно пять или шесть тысяч.
Воцарилась гробовая тишина. Где-то завыла собака. Слышавшие разговор солдаты, еще недавно такие шумные, нервно вертели в руках оружие.
