– Есть, сэр, – медленно, с расстановкой, произнес Чарльз. – Генерал… Кастер.
Долгое, опасное мгновение они пристально смотрели друг на друга. А потом, словно два медведя, измучившие друг друга кровавой схваткой, просто повернулись в разные стороны, отступаясь от борьбы.
А вот Гарри Венейбл отступаться не желал. Он потащился следом за Чарльзом через лес, отчего Чарльз даже испытал некое удовлетворение. Решение Кастера связывало кентуккийцу руки, и он чувствовал себя как мальчишка, который не смеет ударить, а может только дразниться.
– До форта Додж путь не близкий, – бубнил он Чарльзу в спину. – Надеюсь, индейцы тебя поймают. – (Скорее всего, подумал Чарльз.) – Надеюсь, они вырежут твое трусливое сердце.
Чарльз остановился. От неожиданности Венейбл громко охнул. Чарльз посмотрел на него с кривой ухмылкой.
– Ты просто маленький бесполезный кусок дерьма, вот ты кто, – сказал он. – Моя война окончена.
– Что?
Чарльз отвернулся и пошел дальше. Он знал, что Венейбл не станет стрелять.
Отыскав Дьявола, он отвязал его, ласково похлопал по холке и вскочил в седло. Было около четырех часов, однако облачный ноябрьский день выдался на редкость темным. Он пустил коня рысью, и от каждого движения пегого все тело пронзала острая боль. Левый глаз заплыл и раздулся, и Чарльз им почти ничего не видел. Рана на щеке все еще кровоточила, и он лишь надеялся, что кровь скоро сама остановится. Хорошо было бы сполоснуть лицо, если он, конечно, сумеет добраться до ручья, возле которого они тогда нашли Эллиотта.
Через поле к нему скакал какой-то индеец. Чарльз чуть осадил коня и протянул руку к винтовке за спиной. Когда всадник подъехал ближе, он узнал одного из проводников-осейджей. Его холщовые леггины были темны от воды, и он гордо размахивал чем-то зажатым в руке.
– Скальп Черного Котла! – прокричал осейдж. – А его я в реку спихнул. Скоро протухнет.
– Ах ты, выродок! – сказал Чарльз и поскакал дальше.
Они зашли в реку. Вода доставала ему до бедер. Дьявол изо всех сил вытягивал вверх голову. Когда они оказались на другом берегу Уошито, у Чарльза стучали зубы от холода. Труба вдалеке сыграла сигнал «По коням!». Даже не оглядываясь, он живо представил себе, как взводы Кастера строятся для марша.
Все индейцы ушли вниз по течению, а может быть, в наступающей темноте он просто не видел их на обрывистых берегах. Поднимаясь по склону к тому месту, откуда началось наступление, он услышал, как музыканты Кастера заиграли знакомую с войны мелодию песни «Ain’t I Glad to Get Out of the Wilderness».
Он не испытывал этой радости – совсем. И пока ехал через ледяную реку, с беспощадной ясностью понял одну печальную истину. Он больше не был своим ни в Южной Каролине, ни в Канзасе, где когда-то хотел остаться, чтобы выращивать овощи и доить коров, ни в армии Соединенных Штатов, как бы ни нравились ему некоторые люди, с которыми он познакомился в Десятом кавалерийском. То, что солдатам приходилось делать, было просто чудовищно. Может, каждый из них в отдельности и не был преступником, но все вместе они, безусловно, совершали преступление. Он понадеялся, что сможет стерпеть все это ради своей главной цели, ведь он так хотел отомстить за смерть Джексона и его племянника. Но ему пришлось одолеть весь этот долгий путь до Уошито, чтобы понять, как он ошибся. И вот теперь для него не осталось места во всем мире.
Конь и его всадник становились все меньше, растворяясь в темноте, которая стремительно накрывала снежную пустыню Индейской Территории.
В штаб Седьмого кавалерийского полка
армии Соединенных Штатов
из лагеря на реке Уошито,
28 ноября 1868 года
В пылу сражения, а также для самозащиты были случайно убиты и ранены несколько скво и индейских детей…
Одна белая женщина была убита ее похитителями в тот момент, когда мы начали атаку…
Ожесточенный характер боя, предположительно, был вызван тем фактом, что уже позже нами были обнаружены тела тридцати восьми мертвых воинов в небольшом ущелье рядом с деревней…
Кроме того, мой долг сообщить о потерях с нашей стороны.
С прискорбием вынужден назвать среди погибших майора Джоэла Эллиотта, капитана Льюиса Гамильтона, а также девятнадцать рядовых…
Отрывки из рапорта генералу Шеридану
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Декабрь 1868-го. Победа ген. Кастера над индейцами продолжает оставаться одной из главных новостей. Одни газеты поют ему хвалу, другие проклинают за «нападение на невинных людей». Мне он не нравится, хотя я с ним никогда не встречалась. Мне никогда не нравились мужчины, ведущие себя как павлины…
…Наконец закончились эти два утомительных дня. Приходилось вымучивать из себя любезные улыбки и без конца объяснять, как Монт-Роял возродился из пепла три года назад. К нам нагрянули восемь конгрессменов с «инспекционной поездкой» (которая, впрочем, больше напоминала отпуск – трое прихватили с собой жен, таких же заносчивых и нудных, как их мужья). Мистер Стаут из сената, с мнением которого все остальные очевидно считались, без конца пускался в пространные разглагольствования, даже если тема разговора того не стоила. Мне не понравились ни его холеный вид, ни категоричность его суждений, ни свойственная всем радикалам самоуверенность, с которой они определяли без тени сомнений, что хорошо, а что плохо.
Причиной визита, как мне кажется, послужило то обстоятельство, что М.-Р. в последнее время приобрел репутацию некой достопримечательности, поскольку вашингтонцы дотошно изучали все: фосфатные поля, лесопилку, учения нашей окружной милиции во главе с Энди. Сенатор Стаут целый час просидел, как ученик, на уроке Пруденс Чаффи, наблюдая, впрочем, скорее за тем, чтобы двое журналистов из его сопровождения слово в слово записывали все его замечания. Болезнь всех политиков.
Не слишком приятно владеть плантацией, отмеченной таким пристальным интересом радикалов. Мы стараемся избегать внимания и всех неприятностей, которые из него следуют…
…Очередное одинокое Рождество. В письме Бретт из Калифорнии чувствуются те же печальные нотки. Она сообщает, что дела строительной компании Билли идут хорошо. Малышка Кларисса здорова, ей уже четыре месяца. Только вот от Джорджа из Швейцарии нет никаких вестей с мая, и это их сильно тревожит…
Джордж обедал в свое обычное время, в половине второго. В «Паласе», одном из лучших лозаннских отелей, была отличная кухня. В теплую погоду он обычно сидел за своим собственным маленьким столиком у мраморных перил террасы, но теперь, когда зима вымела из Швейцарии всех туристов, перебрался внутрь, за стол для одного возле высокого окна, выходящего на ту же террасу. Через окно открывался вид на Женевское озеро, и Джордж смотрел, как один из маленьких пароходиков, причаленных у набережной Уши́, поплыл к южному берегу, поблескивая в бледных солнечных лучах.
