Если он заберет мальчика, ее мечта о том, что генерал узаконит их отношения и предложит ей стать его женой, уже никогда не осуществится. Хотя она и так уже почти смирилась с тем, что выйдет замуж за гарнизонного сержанта-квартирмейстера Джека Форда, давно овдовевшего пожилого ирландца, который обожал кавалерийскую жизнь, но уверял, что ее любит почти так же сильно. Сама она его не любила, но замужество могло внести в ее жизнь хоть какую-то уравновешенность.
В квартире было тихо, слышалось только бормотание игравшего Гуса и обычный шум с плаца: сигналы трубы, дребезжание зарядных ящиков и топот ног солдат, отрабатывающих строевой шаг. Бригадный генерал снова поехал по канзасским фортам, что делал каждые два месяца в сопровождении вооруженной охраны. В любом гарнизоне все проходило одинаково. Прибыв на место, Дункан садился в какой-нибудь небольшой каморке, а солдаты выстраивались в очередь снаружи. Все они были в белых хлопковых перчатках; зайдя к казначею, правую человек всегда снимал. Потом солдат расписывался в ведомости, Дункан с помощью своего ординарца отсчитывал и вручал ему нужную сумму, солдат отдавал честь левой рукой, разворачивался кругом, выходил, и на его место тут же вставал следующий. Морин много раз видела эту процедуру в Ливенворте.
Она надеялась, что генерал вернется к вечеру, и ждала его с нетерпением. Она любила его, хотя он сам никогда не говорил ей о любви и, возможно, даже мысленно не произносил этих слов по отношению к ней. Закончив вырезать бисквитные печенья, она уложила их рядами на железный лист, чтобы испечь после захода солнца, когда тепло от плиты прогонит стужу из убогих комнат.
Ей показалось, что рядом с домом проехала повозка, но, выглянув в окно, она ничего не увидела. На подоконнике, блестя на солнце, лежал старый шестизарядный пеппербокс Аллена, который Дункан купил для нее вскоре после того, как они приехали в Канзас. Сделанный еще в сороковых годах, пистолет еще вполне мог послужить для своей основной цели. В случае нападения индейцев и неизбежной угрозы изнасилования женщина должна была застрелиться. Вероятность того, что шайенны или сиу решатся напасть на такой гарнизон, как Ливенворт, был ничтожной, однако эта привычка укоренилась, и большинство женщин в армии всегда держали под рукой заряженное оружие.
Она услышала за спиной какой-то звук и, обернувшись, увидела перед собой Гуса. При взгляде на мальчика, с которым ей скоро придется расстаться, она почувствовала огромную печаль.
Сыну Чарльза уже исполнилось четыре года. Это был крепкий малыш, совсем не похожий на отца, если не считать теплых карих глаз. Они были в точности такими же, как у Чарльза Мэйна, а вот более широкое лицо ребенок, безусловно, унаследовал уже от своей матери, племянницы генерала, как и тугие завитки густых темно-русых волос. Этим утром на мальчике была простая серая рубашка, джинсы с лямкой через плечо и расшитые иглами дикобраза мокасины, купленные у кого-то из индейцев, которые вечно болтались у гарнизона.
Гус был ласковым ребенком, но боялся своего отца, отчего возвращение Чарльза вызывало у Морин еще большую досаду. А еще он был очень смышленым; Морин каждый вечер читала ему вслух, и он уже знал почти все буквы.
– Рини… – это имя он придумал ей после своих первых неудачных попыток выговорить настоящее, – я хочу поиграть на улице.
– Ты тепло оделся? – (Он кивнул.) – Ладно, только никуда не уходи из сада, чтобы я могла тебя видеть. И не забывай, что надо остерегаться индейцев.
– Тут же нет никаких индейцев, только те старые толстяки, что сидят у ворот.
– Никогда нельзя знать заранее, Гус. Просто будь внимателен, вот и все.
Гус тяжело вздохнул, чувствуя груз лишних обязательств, и достал из-за приоткрытой двери деревянную лошадку из метлы, которую Дункан сделал для него на прошлое Рождество. Лошадка была ярко-золотого цвета, с пышной белой гривой. Раскрашивая глаза на резной голове, Дункан проявил настоящий талант художника-реалиста.
Мальчик взял лошадку за веревочные поводья и вскоре уже скакал на ней взад-вперед по небольшому садику; он то стегал метлу воображаемым кнутом, то поднимал ту же руку вверх и, сгибая указательный палец, делал вид, что стреляет из пистолета. Наблюдая из окна, как малыш резвится на солнышке, Морин еще больше загрустила. Он доставлял ей столько радости. Ну почему она должна расстаться с ним?
Она ушла в свою комнату, чтобы прилечь минут на пять. Наверное, в ее дурном настроении были виноваты обычные женские недуги. Все-таки она уже не молодая женщина. Вот и в волосах начала появляться седина. Она чувствовала сильную усталость. И пять минут превратились в пятнадцать.
Гус уже перебил три дюжины индейских дикарей, когда из-за крайнего в ряду одинаковых домов выкатил скрипучий фургон, запряженный мулом. Торговец намотал поводья на рычаг тормоза, огляделся по сторонам, словно кого-то высматривал, и слез на землю.
Малыш Гус застыл на месте, наблюдая за ним. Его немного встревожило внезапное появление фургона. Хотя на круглой полотняной крыше повозки не было никаких надписей, мальчик догадался, что она принадлежит именно торговцу, потому что на крюках над местом возницы висело несколько оловянных горшков. Вскоре тревога сменилась любопытством, когда он заметил в руках ухмылявшегося торговца в черном цилиндре очень красивую трость с большим золотым набалдашником, сверкающим на солнце. А еще что-то поблескивало прямо под его левым ухом. Такие же украшения, золотые с белым, он видел в ушах офицерских жен в гарнизоне. Но никогда не видел, чтобы их носил мужчина.
Опираясь на трость, торговец пошел вдоль домов в сторону мальчика. Возле каждого дома он всматривался в окна, как будто искал покупательниц для своей посуды. Его левое плечо было слегка ниже правого; рот как-то странно кривился, отчего Гус решил, что ему больно ходить.
– Доброе утро, малыш. Я мистер Дейтон, продавец посуды и домашней утвари. А тебя как зовут?
– Гус Мэйн.
– Твоя мама дома?
– У меня нет мамы. Обо мне заботится Рини. – Взбежав по ступеням, он заглянул в дверь, но Морин нигде не было видно. – Пропала куда-то. Она печенье делала.
Он стоял на нижней ступеньке. От торговца очень неприятно пахло, и что-то в его глазах напугало мальчика, хотя он и не понимал почему. Потирая золоченый набалдашник трости, торговец продолжал пристально смотреть на него. Гус нервно сглотнул, не зная, что еще сказать. А потом вдруг вытянул палец:
– Что это у вас?
Торговец нежно погладил висюльку в ухе:
– О, всего лишь маленький подарочек от человека, который мне кое-что задолжал. Хочешь погладить моего мула? Он старый и очень добрый. Любит, когда его чешут за ухом.
Гус замотал головой: этот навязчивый и отчего-то пугающий его человек нравился ему все меньше и меньше.
– Что-то не хочется.
– Да идем же, погладь его! Ему будет приятно! – Торговец вдруг схватил его за руку, да с такой силой, что мальчик испугался уже всерьез.
– Гус, кто это там с тобой? – донесся из дома голос Морин.
