ИНАУГУРАЦИЯ
Начало новой эры мира и процветания.
Улисс С. Грант официально вступает в должность президента.
Он произнес короткую выразительную речь.
Высказаны претензии к экономике и честному сбору налогов.
Церемония встречена беспрецедентным проявлением энтузиазма.
Специальные донесения в «Нью-Йорк таймс»,
Вашингтон, 4 марта, четверг
Церемония инаугурации восемнадцатого президента Соединенных Штатов генерала Улисса С. Гранта завершилась с блеском, и теперь мы видим самые благоприятные предзнаменования для успешной деятельности правительства, которое передано в надежные и патриотичные руки…
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Март 1869-го. Грант теперь президент. Враждебность к нему здесь вполне понятна, но в целом люди в стране настроены оптимистично. Ведь его военные кампании всегда были успешны, а сейчас он постоянно говорит о необходимости мира после четырех горьких лет; ожидания от его президентства очень высоки…
Перед рассветом четвертого марта хвост северо-восточного снегопада зацепил и столицу. Возле эркерного окна своей спальни в особняке на Ай-стрит Стэнли Хазард почесывал солидный живот и смотрел на противный мелкий дождь, грязные лужи на дороге и ползущий по земле туман. День начинался не очень приятно, каких же еще сюрпризов ему ждать от сегодняшних событий?
Эндрю Джонсон на вступлении в должность присутствовать не будет. Грант с презрением отверг его дипломатические попытки примирения после скандала со Стэнтоном и заявил, что не сядет в одну карету с мистером Джонсоном и разговаривать с ним не станет. Министры пришли в смятение. Значит, должно быть два экипажа? Две отдельные процессии? Вопрос разрешился, когда мистер Джонсон заявил, что останется во время церемонии в своем кабинете, чтобы подписать последние законопроекты и проститься с бывшими подчиненными.
Однако плохое настроение Стэнли имело причину более личного характера. Благодаря интригам своей жены, которая еще мирно посапывала в постели, он был назначен в престижный комитет распорядителей инаугурационного бала. Это было грандиозное общественное событие, поэтому пару дней он еще изображал утомленное благодушие. А потом обнаружил, что организация этого бала может оказаться сложнее, чем строительство одной из египетских пирамид.
Комитет никак не мог прийти к единому мнению или даже просто найти достаточно вместительный зал для ожидаемой толпы. Уже впадая в отчаяние, члены комитета обратились к конгрессу с просьбой разрешить воспользоваться ротондой Капитолия. Палата представителей проголосовала «за», но сенат, после затяжных пустых разговоров о том, что нужно поддержать идею, все же отклонил ее. Избранный президент прислал записку, в которой говорилось, что он не будет возражать, если бала вообще не будет. Изабель отреагировала обычным для нее образом:
– Вот плебей! Этот простолюдин не имеет никакого понятия о приличиях в обществе. Да кем он себя возомнил, чтобы лишать нас главного вечера года?
В своем стремлении спасти «главный вечер года» Стэнли и его товарищи по несчастью проводили долгие часы в ожесточенных спорах. Должен ли это быть бал или прием? Остановились на приеме. Следует ли брать за билет десять долларов (на одного джентльмена и двух сопровождающих его дам для приглашения на праздничный обед и танцы) или ограничиться более скромными восемью долларами? Выбрали первое. Следует ли приглашать мистера Джонсона, учитывая его вражду с Грантом после истории со Стэнтоном? Решили не приглашать.
Нужно ли включать в состав приглашенных «больше влиятельных цветных», несмотря на множество возражений? Этот неприятный вопрос разрешился сам собой, когда один из представителей этой группы прислал записку с сообщением, что они отказываются присутствовать, если их пригласят.
– Наконец-то эти люди проявляют хоть какие-то признаки ума, – сказала на это Изабель. – Знают, как их встретят, если они покажут на приеме свои грязные физиономии!
Наконец нашлось достаточно просторное помещение в северном крыле здания министерства финансов, но оно было далеко не идеальным, потому что в нем еще не закончился ремонт. Бо́льшую часть прошедших сорока восьми часов Стэнли провел там, испачкав свой дорогой костюм краской и известкой, пока помогал руководить работами, которые выполняли несколько десятков рабочих.
И теперь, шатаясь от усталости после всего двух часов сна, он смотрел на эту чудовищную погоду за окном, чувствуя, что близок к отчаянию.
Он подошел к письменному столу и взял лежавшие там приглашения. Они были огромными, размером со страницу какого-нибудь торгового справочника, с броским литографическим изображением некоего героического бюста, в котором по замыслу должны были соединиться черты вновь избранных президента Гранта и вице-президента Колфакса. Однако никого из них сей портрет не напоминал даже отдаленно. «Мерзость», – только и сказала Изабель, увидев их, и Стэнли битых двадцать минут убеждал ее, что не имеет к этому никакого отношения. И вот теперь, понуро глядя на приглашения, он думал о том, стоит ли терпеть все эти муки только ради того, чтобы Изабель смогла получить еще одну возможность укрепить свои связи в обществе и удовлетворить свою ненасытную жажду лести. Как обычно, ответа он не нашел.
С трудом, как старый вол в ярме, он повернул голову к окну, прислушался к стуку дождя и вдруг нестерпимо захотел, чтобы дождь превратился в потоп и смыл к чертям все сегодняшние события – и его сопящую жену заодно.
Кортеж направился к Капитолию за десять минут до одиннадцати. Генерал Грант, маленький, крепко сбитый отставник, которому шел сорок седьмой год, одетый, как и все сопровождающие его джентльмены, в строгий черный костюм, ехал в открытой карете. Несколько человек выступили из толпы зрителей, прорвались сквозь полицейский кордон и бросились через грязную улицу, чтобы добежать до кареты и дотронуться до президента. Он, похоже, ничего не имел против.
Президентский эскорт состоял из восьми марширующих подразделений. Первыми шли сорок восемь мушкетов Добровольческого корпуса легкой артиллерии из Филадельфии. Следом шагали филадельфийские Огненные зуавы в сопровождении своих двадцати двух барабанщиков, за ними – зуавы из Буффало, зуавы Линкольна из Вашингтона, зуавы Батлера из Джорджтауна и зуавы Линкольна (цветные) из Балтимора. Последние были просто ослепительны в своих белых гамашах и ярко-голубых бумазейных мундирах с желтыми кантами.
Дальше вышагивали Ирландская пожарная команда номер один из Филадельфии, оркестр Военно-морской академии, служащие государственной пожарной охраны и пожарная дружина номер пять из Ридинга, Пенсильвания. За ними шли члены Верховного суда, исполнительный комитет Республиканской партии Филадельфии, ланкастерские «защитники»
[47] и городской оркестр Эрментраута из семнадцати музыкантов. Грантовские «Непобедимые» из Калифорнии шли рядом с делегацией из Территории Монтана и членами Республиканского клуба Шестого округа, ехавшими на запряженной лошадьми повозке, которая была декорирована под знаменитый парусный корабль «Конституция», украшена цепями и якорями, а лошадьми правили веселые молодые люди в матросских костюмах. Повозка стала гвоздем программы и вызвала бурные аплодисменты толпы, собравшейся вдоль Пенсильвания-авеню.
