За одним из столов, на котором стояла коричневая бутылка, сидели двое индейцев. Оба были уже немолоды, один – очень толстый.
– Это кэддо, – сказал Глин, кладя дробовик на «стойку бара». – Безобидные. С команчами, которым захочется виски, я стараюсь не связываться. Никогда не знаешь, чего от них ждать.
Значит, это было одно из нелегальных висковых ранчо. Бент слышал, что их здесь уже открылось немало. Они продавали оружие, разные скобяные товары, но в основном виски, как ни старалось правительство оградить индейцев от спиртного.
Красное одеяло поднялось, и Бент снова замер от неожиданности. В проеме стояла хмурая молодая индианка со светло-коричневой кожей; ее платье из тонкой замши было заляпано пятнами от еды и напитков. Сначала он подумал, что ей около тридцати. У нее были опухшие после сна глаза, черные волосы висели спутанными прядями. Она шагнула к Глину, отвела волосы за правое ухо и дерзко посмотрела на Бента. А он уже отметил полноту ее груди под тонкой кожей платья. И почувствовал внезапное возбуждение. Уже больше года у него не было женщины.
Глин налил в стакан какую-то прозрачную жидкость из бутылки.
– Это моя жена, Женщина Зеленой Травы. Шайеннка. Я взял ее из их деревни год назад. Она хотела посмотреть мир, вот я ей и показал, как он выглядит из положения лежа на спине. Ей всего восемнадцать зим. Но уже пристрастилась к джину. Это я научил ее любить спиртное, ну и кое-что еще… – Глин откашлялся. – В общем, я хотел сказать, что она тоже продается.
Бент дернул головой. Он уже решил, что хочет эту женщину. Только вот платить за нее вовсе не собирался.
Септимус Глин дал им несколько кусков холодной оленины и виски, на вкус словно приправленный жгучим перцем.
– Откуда вы берете эту дрянь? – спросил Бент, чувствуя, как горят губы.
– Из Техаса. Из Дуннс-Стейшн. Конечно, по пути можно наткнуться на рейнджеров, но я обхожу их стороной. Раз в месяц таскаюсь по индейским деревням. Их тут не много осталось после того, как военные пришли. Остальное время зарабатываю на жизнь здесь. Из бюро меня выгнали, но мне нравятся эти места, вот я и остался. А больше всего нравится спать с индианками. Они такие жаркие и мускусом пахнут. Можешь сам попробовать – всего за два доллара.
– Может быть, позже. Гус, съешь что-нибудь!
Мальчик оторвал несколько полосок оленины, с усилием запихнул их в рот и стал жевать с несчастным видом.
Бент решил, что попал в рай.
– Вообще-то, мы хотели добраться до Калифорнии до зимы. Но одну ночь вполне могли бы провести здесь, если вы не против.
Глин кивнул:
– Можете спать в конюшне или в моем фургоне, он стоит за домом. За один доллар.
– Отлично, – сказал Бент.
Он достал из кармана долларовую бумажку, тщательно разгладил ее, а когда передавал Глину, не слишком беспокоился, потому что знал: скоро она к нему снова вернется.
Старые кэддо продолжали пить почти до захода солнца и наконец ушли, шатаясь из стороны в сторону. Бент и маленький Гус расстелили свои одеяла в ветхой крытой повозке, которая была все же уютнее, чем служивший конюшней сарай. Бент то и дело трогал себя, до сих пор испытывая сильное сексуальное возбуждение.
Кое-как он выждал несколько часов, пока наконец терпение его не иссякло, и он осторожно выбрался из повозки, не разбудив Гуса. Дверь в дом предательски заскрипела, когда он открыл ее, но это не имело значения, потому что все звуки заглушали громкие крики и хрип, доносившиеся из-за красного одеяла. Бент достал револьвер.
Он пересек главную комнату, двигаясь на полоску света под красным одеялом. Шайеннка громко, протяжно стонала низким голосом. Он заглянул за одеяло и в свете тусклого фонаря увидел ее спину. Девушка сидела верхом на продавце виски и энергично двигалась, закрыв глаза и откинув назад голову. Глин гладил ее грудь. Обе его руки были на виду, дробовик стоял у стены, достаточно далеко. Отлично. Теперь главное – действовать быстро.
Бент сорвал одеяло и в три прыжка оказался возле кровати. Женщина Зеленой Травы пронзительно завизжала. Глин вытаращил глаза, потянулся за дробовиком, но не достал его.
– Какого черта ты тут делаешь, Дейтон?
– Хочу заполучить это местечко, – с ухмылкой ответил Бент.
– Да ты, видать, совсем дурак. Оно не продается.
Бент протянул руку мимо девушки и выстрелил ему прямо между глаз. Потом перетащил тело в другую комнату, вернулся, расстегнул штаны, опрокинул индианку на спину и овладел ею. Она была так напугана, что и не подумала сопротивляться.
Так Бент приобрел висковое ранчо. Через два дня пришли трое других кэддо. На ломаном английском они спросили про Глина, которого Бент закопал в полумиле от дома.
– Уехал. А место это мне продал.
Кэддо не стали задавать лишних вопросов. И потратили четыре доллара на виски, прежде чем ушли.
Женщину Зеленой Травы, казалось, не слишком волновало, кто ее мужчина, лишь бы он регулярно давал ей джин. Самый дешевый и дрянной, как обнаружил Бент, один раз попробовав его и сразу выплюнув. Должно быть, Септимус Глин был растлителем высшей пробы, думал он, если смог до такой степени развратить совсем юную девушку.
Как-то утром Бент не дал ей джина, чтобы посмотреть, что будет. Она умоляла. Он снова отказал. Она зарыдала. Он опять сказал «нет». Она упала на колени и вцепилась в пуговицы на его брюках. Изумленный, Бент позволил ей подтвердить его убеждение в том, что все женщины – грязные шлюхи. И пока она еще цеплялась за его ноги, он запрокинул ей голову и влил немного джина ей в рот. Он не заметил, что Гус стоял у двери и одной рукой придерживал красное одеяло. Мальчик был без сандалий, в своей серой рубашке, задубевшей от грязи, и смотрел на них огромными испуганными глазами.
На закате седьмого дня Бент уже чувствовал себя там как дома. Он даже повесил на стену обтрепанный, потрескавшийся портрет матери Мадлен Мэйн и прибрался в комнатах. Перед наступлением темноты он вышел наружу, обнимая Женщину Зеленой Травы за плечи. Она прижималась к нему, и он чувствовал прикосновение ее пышной мягкой груди, ее манящие губы тянулись к его рту.
Маленький Гус, в основном предоставленный самому себе, подружился с ручным енотом. Он бегал за зверьком по берегу ручья в красноватом свете заката. Вода в ручье сверкала, как текущая кровь, и в прохладном вечернем воздухе Бент вдруг услышал звук, которого не слышал уже очень давно. Ребенок весело смеялся.
Ну что ж, пусть посмеется пока. Недолго ему осталось. Теперь Бент уже окончательно выстроил свой план. Он выждет еще несколько месяцев – может быть, до осени или до начала зимы. Все это время Чарльз Мэйн будет пытаться свыкнуться с мыслью, что потерял сына навсегда. И когда он решит, что научился жить с этим горем, Бент напомнит о себе. Пришлет ему весточку о том, что Гус оставался жив почти весь год и убит совсем недавно. Известие о смерти сына вызовет у отца не только боль, но и огромное чувство вины. Всю оставшуюся жизнь Чарльза Мэйна будет мучить мысль о том, что его сын мог бы жить, если бы он не бросил поиски, а в том, что это именно так, Бент уже не сомневался. Конечно, придется послать отцу какие-то подтверждения смерти ребенка. И в этом ему пригодится его бритва.
