Прямо над его головой к ручью тянулась большая голая ветка. Чарльз посмотрел на нее, оценивая, насколько она крепкая. Апрельский ветерок нежно обдувал лицо. День был слишком хорош для страха или смерти…
– Эй, Чарли, очнись! – Маджи быстро встал, вытряхнул карты из котелка и надел его на голову.
Они услышали плеск копыт в мелкой воде. Чарльз вытащил кольт. Из-за купы распускающихся ив выехал Серая Сова, закутанный в одеяло. Его гнедой, не привыкший к такому крупному седоку, тяжело дышал и блестел от пота.
Чарльз убрал револьвер в кобуру и быстро пошел по берегу навстречу индейцу.
– Нашел? – (Серая Сова кивнул.) – Далеко отсюда?
– Одна миля, не больше. – Шайенн, как обычно, был мрачен. – Я видел мальчика.
Полуденное солнце как будто взорвалось в глазах Чарльза. Сильно закружилась голова.
– Он здоров?
Серая Сова явно не хотел отвечать, угрюмо покусывая нижнюю губу.
– Я видел, – наконец заговорил он, – как он сидел перед домом и кормил енота. А вот его лицо… – Серая Сова показал на свою левую щеку. – На нем следы… Кто-то его бил.
Чарльз стиснул зубы.
– Кого-нибудь еще видел там? – спросил Маджи, водя ногой по пыли.
– Видел, как старый кайова с бутылкой виски сел на лошадь и ускакал. Еще шайеннку одну видел, вышла из большого дома и пошла к маленькому, где куры кудахтали. Потом вернулась с двумя яйцами.
– У него есть скво? – уточнил Чарльз.
– Да. – Глаза индейца были полны муки. – Молодая совсем. Очень грязная и печальная.
– А самого Бента ты видел?
Серая Сова помотал головой.
– Тебя никто не заметил? Мальчик? Или скво?
Следопыт снова мотнул головой.
– Ты уверен?
– Да. Там рядом дубы растут. Хорошее укрытие.
Маджи деловито потер ладони, пытаясь отнестись к этому как к чему-то обычному, например как к полевым учениям.
– Можно зайти с трех разных сторон… – бодро сказал он.
– Я пойду один, – оборвал его Чарльз.
– Что еще за глупость!
– Один! – повторил Чарльз таким тоном, что никто возражать не посмел.
Он вернулся к деревьям, снял свой цыганский балахон, аккуратно свернул и положил на землю. Потом взял в руки «спенсер», проверил магазин, надвинул на глаза черную шляпу и вернулся к друзьям.
– Не беспокойтесь, я буду осторожен. Если услышите стрельбу, скачите туда. Если нет – оставайтесь здесь.
Это прозвучало как приказ командира, который нельзя обсуждать. Маджи возмущенно засопел. Серая Сова молча смотрел на блестящую воду, полный мрачных предчувствий.
Он меня не узнает, думал Чарльз, осторожно пробираясь по берегу ручья. С этой бородой до пояса…
Он думал о сыне, но те же слова можно было отнести и к Елкане Бенту. О том, как сейчас, спустя десять лет, выглядит Бент, Чарльз сам представить не мог. Это не имело никакого значения. Он просто хотел увезти оттуда сына живым и невредимым. Важнее этого не было ничего.
Весенний воздух был таким же нежным, как женская рука. Он вдруг вспомнил о таких же погожих деньках в Северной Виргинии, когда сотни несчастных мальчишек умирали на залитых солнцем цветущих лугах и полянах. Эти горькие воспоминания, как и рассказ Серой Совы о следах побоев на лице мальчика, только усилили его тревогу.
Впереди показались дубы, за которыми стояло какое-то глинобитное строение. Из трубы поднимался дым, похожий на крученую хлопковую пряжу, приколотую к небу. Чарльзу показалось, что он услышал детский голос. Пальцы, сжимавшие приклад «спенсера», побелели.
Он старался подавить страх. Но не мог. Бешеный стук сердца отдавался в ушах, как грохот индейского барабана. Он уже знал, что, скорее всего, у него будет только один шанс.
Подобравшись ближе, он всмотрелся в дом из-за ствола дуба. И чуть не закричал, когда увидел сына, который сидел на земле и по одному давал еноту зернышки кукурузы. Енот брал зернышко передними лапками и поднимался на задние, как крошечный толстый человечек в маске. Съев зернышко, он снова тянулся к ребенку, прося еще. Мальчик кормил зверька, но на его бледном, грустном лице не отражалось никакого удовольствия.
Даже с такого расстояния Чарльз увидел царапины на его лице и большой синяк вокруг глаза. Ноги мальчика были настолько грязными, что Чарльз сначала решил, что на нем серые чулки. Гус сидел прямо на земле перед входом в висковое ранчо. Дверь была закрыта.
В загоне за домом стояли красивая гнедая лошадь и два мула. Еще он увидел маленький сарайчик, из которого скво приносила яйца, и услышал, как куры хлопают крыльями и громко кудахчут. Но самым громким звуком было журчание Вермиллион-Крик.
Чарльз не мог заставить себя сдвинуться с места, боясь совершить ошибку. Нужно было забыть, насколько высоки ставки, и постараться отнестись к ситуации так, словно она не касалась его лично. Это немного помогло. Он сосчитал до пяти, а потом вышел из-за дубов на открытое пространство, чтобы сын его увидел.
Гус заметил его и открыл рот от изумления. Испугавшись, что мальчик закричит, Чарльз сразу прижал палец к губам, прося сына молчать.
Ему показалось, что Гус не узнал его. Да и кем он был в его глазах – странным, выпрыгнувшим невесть откуда лохматым человеком с длинной спутанной бородой и провалившимися глазами. Он стоял очень тихо и просто смотрел на мальчика.
Гус просыпал оставшиеся у него зерна на землю, но не издал ни звука.
Енот сразу прыгнул вперед и начал пировать. Чувствуя огромное напряжение, Чарльз отчаянно пытался уловить любой звук – голос, скрип двери. Но слышал только шум воды. Он сделал три больших шага к сыну, поднял руку и жестом поманил его к себе. Иди сюда…
Теперь Гус смотрел на него с явной тревогой. Чарльзу захотелось крикнуть: «Я твой отец!», но он не посмел и снова тем же жестом молча позвал его.
Гус встал.
Чарльз обрадовался. Но мальчик вдруг начал пятиться к дому, не сводя глаз с чужака.
О Боже, он боится меня. Все-таки не узнал.
Гус боком подошел к закрытой двери, готовый в любую секунду юркнуть внутрь. В отчаянии Чарльз присел на корточки, положил винтовку на землю и протянул руки к сыну. От напряжения они дрожали от плеч до кончиков пальцев.
Почему-то эти протянутые руки успокоили мальчика. Он вдруг робко улыбнулся и чуть наклонил голову набок.
– Гус, я твой папа, – произнес Чарльз громким шепотом.
На лице мальчика отразилось удивление. Он шагнул в сторону Чарльза.
И тут дверь дома с шумом распахнулась.
Выходя наружу, Бент широко зевал. На нем был старый замызганный цилиндр, в левом ухе болталась серьга Констанции Хазард. Черный фрак блестел так, будто грязь на нем размазали ножом, как масло. Он постарел, еще больше растолстел, лицо с всклокоченными бровями было изрезано морщинами, волосы неряшливо падали на шею. Левое плечо казалось заметно ниже правого.
