Бент посмотрел на Чарльза и не узнал его. Чарльз схватил винтовку и направил ствол на его грязный жилет, застегнутый на одну пуговицу.
– Руки подними! – громко произнес он и встал.
Бент развел руки в стороны и, моргая, всмотрелся в этого дикаря с винтовкой. Чарльз медленно пошел вперед. Лохматые брови Бента вдруг резко взлетели вверх.
– Чарльз Мэйн?
– Так точно, выродок.
– Чарльз Мэйн. Вот не думал, что ты потащишься за мной на Индейскую Территорию.
– Значит, просчитался. – Чарльз прошел половину расстояния между дубами и домом и остановился. – Я знаю, что ты сделал с женой Джорджа Хазарда. – (Бент испуганно попятился.) – И я вижу, как ты обращался с Гусом. Мне не нужны еще какие-то причины, чтобы размозжить тебе башку. Так что не дергайся. Гус, беги к папе! Скорей!
Он смотрел на Бента, а не на сына. Мальчик никак не мог осознать своей неожиданной свободы. Он неуверенно оглянулся на Бента и сделал шаг в сторону отца. Потом второй. Третий.
Из двери дома вышла индианка в свободном кожаном платье; в руках она держала лохань с ночными испражнениями. Вид у нее был сонный и мрачный. Чарльз подумал, что она похожа на кого-то из тех, с кем он встречался, когда ездил с Джексоном. И вдруг с изумлением понял, что это Женщина Зеленой Травы.
Она увидела его, узнала, уронила лохань и завизжала. Гус в испуге обернулся. Бент прыгнул вперед – и в одно мгновение схватил мальчика.
Разум Чарльза отказывался признавать то, что он видел. Бент улыбался – все той же своей старой лукавой улыбкой, которую Чарльз вспоминал с такой ненавистью. Покрытая копотью рука Бента сжала горло мальчика. Другой рукой он достал из кармана бритву, открыл ее и прижал блестящее лезвие тупой стороной к горлу ребенка.
– Бросай все свое оружие, Мэйн! – закричал он.
Чарльз молча смотрел на него, чувствуя, как в висках стучит боль. Бент повернул бритву и провел ею по щеке мальчика. Гус закричал. Бент крепко держал его.
– Бросай, или я порежу его.
Чарльз положил винтовку на глинистую землю прямо перед собой и рядом с ней – кольт.
– Теперь нож! – крикнул Бент.
«Боуи» отправился туда же. Вид безоружного Чарльза понравился Бенту. Его вкрадчивая улыбка стала шире и казалась почти искренней. Неудача обрушилась на Чарльза, как невидимая гранитная глыба.
– Эй, сучка, забери все это. Мэйн, отойди в сторону. Дальше… дальше…
Женщина Зеленой Травы подбежала к оружию боком, как краб. Наклонившись, она умоляюще посмотрела на Чарльза и быстро проговорила по-английски:
– Он сказал, что это мальчик торговца, плохого торговца…
Чарльз вяло пожал плечами.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Она раньше принадлежала владельцу этой дыры, – ответил за индианку Бент. – Я продаю ее. Ей все равно, с кем трахаться – с человеком или со скотиной, лишь бы джин давали. Удовольствия от нее все равно уже никакого. Да и не до того мне теперь. – Он скривился, и Чарльз вспомнил о его безумии. – Эй, потаскуха, шевелись! – Эхо от его крика разнес ветер; Бент посмотрел на Чарльза и хихикнул. – Ну что, Мэйн! Пора нам насладиться нашим неожиданным воссоединением. Я буду отдавать приказы. А тебе лучше выполнять их в точности, если не хочешь, чтобы этот ребенок истек кровью у тебя на глазах. Когда я скажу «вперед марш», ты подойдешь сюда и сделаешь два шага через дверь. Не один и не три, а два, и руки будешь держать поднятыми. Любая ошибка, любое неповиновение – и я его порежу.
Бент с трудом сдерживал бурлящую в нем радость.
– Хорошо. Вперед… марш!
Держа руки над головой, Чарльз пошел к дому.
Держа винтовку на согнутой руке, Маджи вышагивал от пекановых деревьев и обратно. Ветер трепал индюшиное перо на его котелке.
– Он велел ждать! – крикнул ему Серая Сова.
– Его нет слишком долго. – Маджи продолжал ходить взад-вперед.
– Жди. Он приказал.
Маджи остановился и стал смотреть на порхающих над сверкающей водой двух красных кардиналов. Потом бросил тревожный взгляд на тропу вдоль ручья, повернулся и медленно пошел обратно к индейцу, закутанному в одеяло.
Глава 62
Комната напомнила Чарльзу палатку маркитанта. На грязном полу виднелись следы сапог, мокасин, босых ног. На столешницах двух столов темнели бугорки засохшей еды. Стул, на который Бент велел ему сесть, скрипнул и зашатался под его весом.
Потом Чарльз заметил криво висящий на стене портрет и секунд десять смотрел на изображенную на нем женщину, прежде чем сообразил, кто это.
– Эта картина…
Он с трудом выговаривал слова. Страх за Гуса притупил его мозг и замедлил реакции. А появление здесь этого портрета словно перенесло его в какой-то ненастоящий мир, где все возможно и разумные объяснения ничего не стоят.
– …где ты ее взял? – договорил он наконец.
– Значит, узнал, кто это? – Бент положил нож, винтовку и кольт Чарльза на дощатую стойку бара, потом бережно добавил к ним открытую бритву, так чтобы ее можно было легко достать.
– Похожа на жену моего кузена Орри.
– Потому что это ее мать. Шлюха из Нового Орлеана. Квартеронка. – Бент достал из ящика под полками с бутылками толстую веревку. – Похоже, ты не очень удивлен, что она черномазая.
– Я знаю, что у Мадлен есть негритянская кровь. Просто не ожидал увидеть такой портрет.
– Для меня это тоже было неожиданностью, осмелюсь признаться, – с притворной любезностью сказал Бент. – Сложи руки вместе и вытяни перед собой.
Чарльз не шевелился. Бент ударил его кулаком. Из правой ноздри потекла кровь. Он протянул руки, и Бент начал обматывать веревкой его запястья.
Чарльз все еще плохо соображал, опьяненный ненавистью к этому хромому безумцу. И ненавистью к себе самому. Он не смог сделать все как надо еще там, возле дома. И теперь его ошибка будет стоить ему жизни. Это читалось в возбужденно блестевших глазах Бента, когда тот обматывал его руки веревкой в третий и в четвертый раз.
Ладно, его собственная жизнь ничего не стоит. Но как же Гус?
На лице Бента выступил лихорадочный румянец. Серьга Констанции раскачивалась в ухе, как обезумевший маятник. Бент специально проколол мочку, чтобы носить этот знак. Женщина Зеленой Травы смотрела на Чарльза с нескрываемой жалостью, и от этого взгляда его пробрало холодом. Она знала, что произойдет. И прижала к себе Гуса, чтобы защитить его, пока это было возможно.
Мальчик смотрел на него такими пустыми глазами, что Чарльзу хотелось зарыдать. Он видел такой же безжизненный взгляд у смертельно раненных молодых парней в ночь после Шарпсберга. Он видел такие же затравленные глаза у стареющих негров, которые боялись свободы не меньше, чем своего хозяина.
