Адвокат буквально излучал сочувствие. Чарльзу хотелось врезать ему по физиономии, но нужно было ловить рыбу покрупнее.
– Он вам не понадобится, – сказал он с несчастным видом.
– Очень хорошо и весьма разумно, – откликнулся Херрингтон, кивая приставу.
Толстяк побрел куда-то в сторону, почесывая в паху.
Эштон одарила своего адвоката сияющей улыбкой:
– Что ж, Фейвор, вы знаете, что надо делать. Эти два джентльмена должны посетить каждый дом на плантации и объяснить черномазым, что все прежние договоренности, касающиеся их земель, аннулируются и теряют силу, если они не смогут предъявить письменных доказательств таких договоренностей или прочесть вслух их условия.
Херрингтон бодро кивнул, а парочке сопровождающих его бледных ничтожеств добавил:
– Отныне каждый издольщик этого поместья будет обязан платить ежемесячную ренту в двадцать пять долларов с оплатой за два месяца вперед. Деньги должны быть внесены сегодня до пяти часов. Тем, кто не может заплатить, предложите подписать один из трудовых контрактов, которые я привез с собой. В случае отказа пусть убираются. Я скоро к вам присоединюсь. Приступайте к делу.
Клерки достали из экипажа свои баулы. Эштон показала на дорогу, ведущую к старому поселку рабов:
– Вы найдете их где-то там.
Чарльз стоял, сложив руки на груди; на его смуглых скулах выступили красные пятна.
– А теперь, – сказала Эштон, когда клерки торопливо ушли, – самое главное. Где я могу найти Мадлен?
– Вон там, – ответил Чарльз, дернув головой.
– Благодарю, вы так любезны, – произнесла она с издевкой.
Ей бы счесть его мрачный вид еще одним очком в свою пользу, но, к сожалению, он ее только разозлил. А когда Эштон была взбешена, она совершенно не могла думать. Кое-как взяв себя в руки, она решительно двинулась вокруг дома к лужайке, выходящей на реку, и замерла от неожиданности, увидев трех сидящих там женщин, застывших неподвижно, как перед объективом фотографа. Одной из этих женщин была Вирджилия Хазард.
– Вирджилия… я поражена. Это так неожиданно…
– Здравствуйте, Эштон. – Вирджилия встала.
Она была старой и располневшей в своем унылом костюме мышиного цвета. Эштон сразу вспомнила, как Вирджилия вела себя прежде. Вспомнила ее оскорбительные заявления в адрес южан, ее похотливую страсть к черномазым. Эта женщина была отвратительна; Эштон хотелось плюнуть ей прямо в лицо. Но рядом стоял мистер Херрингтон. Он вряд ли бы это одобрил.
– Какой очаровательный сюрприз! – промурлыкала Эштон. – Ваш брат был слишком занят, чтобы приехать? Поэтому прислал вас заламывать руки в его защиту? – Она заметила, как белобрысая потаскушка кузена Чарльза бросила на нее яростный взгляд, а вот Мадлен казалась совершенно раздавленной.
– К сожалению, Джордж сейчас в Европе, – сказала Вирджилия.
Эштон поджала губки:
– Да, какая жалость!
– Бога ради! – не выдержала Мадлен. – Давайте наконец погрузим все в повозку и уедем отсюда!
– Сейчас поедем, – повернулась к ней Вирджилия, – только сначала мы с Чарльзом хотели бы немного поговорить с Эштон наедине.
Эти слова явно удивили гостей. Вдали, у разрушенного причала, Эштон заметила уродливого сынишку Чарльза, который снова гонялся за гусями. Она внимательно всмотрелась в непроницаемое лицо Вирджилии, пытаясь найти в нем хоть какой-то намек на тайные намерения. Но ничего не увидела.
– Представить не могу, что тут еще обсуждать? – недовольно сказала она. – Монт-Роял мой, и на этом все.
– Да, верно. Но нам все равно надо с вами поговорить.
Эштон чуть наклонила голову и изящно заморгала ресницами:
– Что вы думаете, Фейвор?
– Не вижу никакого смысла, но и ничего плохого в этом нет.
– Ладно, тогда я согласна.
– А пока вы заняты, я присоединюсь к клеркам, если вы не возражаете.
– Да, вам лучше приступить к делу, – прощебетала Эштон.
Чарльз бросил быстрый взгляд на Уиллу, как будто подавал какой-то тайный знак. Но ни Эштон, ни ее юрист не обратили на это внимания.
– Давайте пройдем в дом, – сказала Вирджилия, подобрав левой рукой юбку своего безвкусного серого платья, которое Эштон с презрением отметила еще с самого начала. – Всего на минутку.
Эштон почувствовала, как ее снова переполняет восторг победы. Можно было даже позволить себе великодушие к этим униженным дворняжкам. Сияя ослепительной улыбкой, она бесцеремонно прошла вперед Вирджилии в убогую маленькую комнату, служившую Мадлен гостиной.
Все вещи были уже упакованы и сложены рядом с дверью, кроме одной самодельной полочки, на которой стоял маленький аптечный пузырек из темно-коричневого стекла. Сквозь занавешенное окно сочился тусклый свет. Чарльз следом за женщинами вошел внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, скрестив руки на груди. Его сигара погасла, но продолжала вонять.
Улыбка Эштон вдруг увяла. Хотя эти люди больше ничем не могли угрожать ей, она занервничала. Неловко кашлянув, она обратилась к Вирджилии:
– Это у вас обручальное кольцо, моя дорогая?
– Да, верно.
– Очень красивое. Поздравляю. Я бы с удовольствием познакомилась с этим джентльменом. – Однако тон ее говорил совсем о другом: «Хотелось бы взглянуть на смельчака, который вздумал жениться на такой корове».
Вирджилия почувствовала ее неискренность:
– Не думаю, что он бы вам понравился. Мой муж цветной.
У Эштон как будто земля разверзлась под ногами. Даже Чарльз казался потрясенным. Эштон начала ощущать раздражение и пожалела, что согласилась на этот странный разговор в пустой темной комнате.
– Что ж, – сказала она, – это действительно неожиданность. А теперь могу я наконец узнать, что́ вы собирались мне сообщить?
– Разумеется, – кивнула Вирджилия. – Мы с Чарльзом хотели бы, чтобы вы кое-что подписали, только и всего.
Эштон хихикнула:
– Подписала? Да о чем вообще речь?
Вирджилия взяла сумочку, лежавшую на одном из ящиков, и достала из нее сложенный пополам плотный лист бумаги. Развернула и показала его Эштон:
– Вот об этом. Там на ящике – перо. Займет всего одно мгновение.
– Что это за бумага? Какого черта здесь происходит?! – Эштон уже была в ярости от этого балагана.
– Это очень простой юридический документ, – пояснила Вирджилия, – по которому владение Монт-Роял передается заводу Хазардов из Пенсильвании за один доллар и без всяких дополнительных оговорок.
Известие было даже еще более шокирующим, чем новость о нареченном Вирджилии. Рот Эштон открылся сам собой, глаза расширились. Онемев от изумления, она несколько мгновений смотрела на них как на сумасшедших, а потом истошно закричала, забыв обо всех своих претензиях на благовоспитанность:
