Чарльз промолчал, глядя на реку. Он чувствовал себя так, словно шатается на краю бездны и вот-вот упадет.
Они целовались, бормотали разные глупости, ласкали друг друга…
– Люби меня, Чарльз, – прошептала Уилла ему на ухо. – Здесь, сейчас…
– Уилла, один раз – это еще безопасно, но… Что, если я сделаю тебе ребенка?
– Какой же ты странный. Как будто больше не о чем тревожиться! Есть вещи и похуже. Я никогда не стала бы удерживать тебя ребенком. – Она увидела, как изменилось его лицо. – Это тебя беспокоит.
– Меня это пугает. Мне не вынести еще одной потери. С меня довольно.
– Поэтому лучше жить вообще без привязанностей?
– Я этого не говорил.
– Послушай, не чувствуй себя виноватым! Все, что случается, случается лишь на мгновение. – Она снова поцеловала его.
Но Чарльз, мягко укладывая ее на ковер из опавших листьев, уже понимал, что они зашли слишком далеко, чтобы кто-то из них мог избежать боли.
Следующие четыре дня они не расставались, кроме тех часов, когда Уилла была на репетиции или на спектакле.
Чарльз рассказывал о том, как путешествовал по Великим Равнинам с Торговой компанией Джексона, о том, чему научился у южных шайеннов, как постепенно почувствовал огромное уважение к ним, как восхищался такими вождями, как Черный Котел. Ей понравилось, что он далек от обычной для белых людей жестокости по отношению к индейцам, которая, как она считала, была порождением алчности, недоверия и полного непонимания этого народа и его нужд.
– Мы всегда боимся того, чего не понимаем, – сказала она.
Они нашли какое-то фотоателье и решили сделать общий портрет. Когда суетливый фотограф усадил Уиллу на плюшевое кресло и стал закреплять ее голову специальным держателем довольно жутковатого вида, она захихикала.
– Отлично выглядите! Просто отлично! – наконец воскликнул он из-под черной накидки.
Чарльз, стоявший рядом с ней, положил руку на плечо девушки и сделал суровое лицо. Уилла продолжала хихикать, и от волнения, и от веселья, и фотографу пришлось ждать минут десять, пока она не успокоится.
Ей тоже хотелось узнать, что он за человек. Когда в субботу, после вечернего представления «Ричарда III», они лежали в постели, она спросила об этом, и Чарльз после недолгого раздумья ответил:
– Я люблю лошадей, хорошие сигары, люблю смотреть на закат со стаканчиком виски в руке. Люблю южнокаролинское синее небо – такого цвета нет ни у одного художника. Люблю чистый воздух Техаса после сильного дождя. Да и вообще весь Запад, что я видел, мне очень нравится. Еще мне нравится та сила, которая чувствуется в большинстве черных людей. Они настоящие борцы. Янки бы просто не поверили, что такое может сказать южанин. Я люблю своих родных. Люблю своего сына. Люблю своего лучшего друга Билли, он теперь в Калифорнии с женой, моей кузиной… Я ненавижу последние два года войны и то, что они сотворили с людьми, включая меня самого. Ненавижу политиков и салонных патриотов, они только и делают, что болтают… Им никогда не приходилось переживать дни и ночи сражений – этой самой безжалостной и самой изнуряющей работы, какой я когда-либо занимался. Они не бежали к вражеским позициям под огнем по открытой местности, не видели, как рядом замертво падают друзья, как люди делают в штаны от страха… прости, – добавил он внезапно охрипшим голосом.
Уилла поцеловала его в уголок рта:
– Все в порядке. Я бы хотела познакомиться с твоим сыном. Ты позволишь мне приехать в форт Ливенворт? Я могла бы отправиться туда пароходом по Миссури – скажем, в августе. Август – худший месяц в театре. Уверена, Сэм легко найдет мне замену.
Чарльз, хотя и испугался немного такой перспективы, все же ответил:
– Мне бы этого хотелось.
Когда на следующий день, обняв и поцеловав Уиллу возле служебного входа в театр, он вскочил на Дьявола, в дверях внезапно появился лучший актер Америки и велел девушке уйти внутрь, чтобы поговорить с Чарльзом наедине.
– То, что я должен вам сказать, сэр, предельно просто, – объявил Трамп, подойдя к беспокойно перебиравшему копытами пегому коню. – Возможно, вы думаете, если я артист, то непременно хилый и слабовольный? Все как раз наоборот. Хотя мне пятьдесят, сил у меня еще достаточно.
Он согнул руку под прямым углом и грозно потряс кулаком. Чарльзу хотелось рассмеяться, но лицо актера было предельно серьезным. Трамп ухватился за уздечку коня и выпятил нижнюю челюсть.
– Уилла влюблена в вас, мистер Мэйн, – продолжал он. – Это даже мраморная статуя заметила бы. Что ж, прекрасно! Уилла – чудесная девушка, и она мне как дочь. Поэтому если вы вздумаете играть ее чувствами и причините ей боль, видит Бог, я… – Он снова взмахнул кулаком. – Я сотру вас в порошок, сэр! Я вас из-под земли достану и уничтожу!
– Я не собираюсь причинять ей боль, мистер Трамп.
Актер отпустил уздечку:
– Тогда счастливого вам пути. И мои благословения.
Однако, выехав из города и повернув на запад, Чарльз уже знал, что так или иначе, но ему придется причинить ей боль. Он понял, что по-настоящему любит Уиллу, и это открытие обескуражило его; он даже немного злился на себя за то, что позволил их отношениям зайти так далеко и что он сам захотел этого. Но это уже случилось. И теперь нужно было что-то исправить, и как можно скорее.
Глава 22
В форте Ливенворт Дункан сообщил ему, что в конце июля Джонсон подписал закон, согласно которому количество пехотных полков увеличивалось с девятнадцати до сорока пяти, а количество полков кавалерии – с шести до десяти. Такое усиление армии больше соответствовало огромным расстояниям Великих Равнин.
Бригадный генерал, который теперь носил оливково-зеленые галуны окружной казначейский службы, был очень взволнован этой новостью.
– Это значит, что к следующему году мы сможем выставить против врага настоящие силы!
Чарльз пожевал незажженную сигару и промолчал. Джек Дункан, как и Шеридан, считал, что индейские племена необходимо оттеснить в резервации, чтобы Запад стал безопасен для белых переселенцев и торговли. Он не видел ничего дурного в захвате индейских земель, и Чарльз знал, что не сможет поколебать его в таком мнении. Поэтому он и не стал пытаться, а вместо этого сообщил о предстоящем визите Уиллы.
– Понятно, – с улыбкой откликнулся Дункан.
– Что значит «понятно»? Она приедет не просто повидаться со мной, а хочет присмотреть залы, которые труппа сможет арендовать для гастролей.
– Ну да, конечно, – серьезно произнес Дункан.
Ему понравилась очень непосредственная реакция Чарльза на его подтрунивание. Может, молодой человек и вправду начал оправляться от уныния, которое так долго мучило его.
Уилла приехала в конце августа. Она уже побывала в городе Канзасе – его еще называли Канзас-Сити – на противоположном берегу Миссури, чуть севернее Ливенворта, и сказала, что «Фрэнк-Холл» идеально подойдет для их выступлений.
