– У нас сейчас начнутся галлюцинации? – спросила мама.
– Вон! – приказала Мими, и мы, хохоча, выскользнули за дверь.
Мы пять минут лениво пропалывали палисадник, но потом в животе у меня заурчало.
– Я хочу есть.
Мама слегка качнулась назад на пятках:
– Я тоже. Пошли в bodega. Она разожгла свой ведьмин котел и даже не заметила потом, что нас нет.
Через десять минут мы остановились у витрины bodega, полной свежайшей выпечки. Раньше здесь никогда не продавали десерты.
– Откуда все это? – спросила я Джуниора, чуть ли не уткнувшись носом в стекло. Я чувствовала себя словно в выпуске своего любимого кулинарного шоу. «Три шоколада» со спелой клубникой. Лимонные творожные кексы с малиной и кремовыми розочками. Маракуйя со сливками. Кофейные булочки с мокко и корицей. Потом я заметила слойки. – Это тоже из ресторана в бухте, да?
Джуниор подошел к нам и кивнул:
– Ага.
Я указала на оставшиеся слойки – из воздушного слоеного теста, посыпанные сахаром, невероятно мягкие, с начинкой из гуавы и творожного сыра.
– Я беру их все.
– Ну ничего себе.
– Жаль, что я не могу попробовать по одному экземпляру всего, что тут есть, – сказала мама с мягким смешком.
Взгляд Джуниора стал слегка осоловелым – и отнюдь не из-за выпечки. Он положил в пакет остатки слоек и, подмигнув, добавил к ним одну кофейную булочку. Фи.
– А где твоя tía
[39]? – спросила мама.
Джуниор пожал плечами:
– Ее сегодня целый день нет.
Когда мы уходили, вид у мамы был слегка расстроенный.
Мы ели на ходу, и никто из нас не нарушал повисшего благостного молчания. Мы направлялись на городскую площадь, а город вокруг постепенно просыпался. Лагерстремия цвела белым и розовым, а жараканды роняли на землю фиолетовые цветы. Papá Эль, как обычно, торговал домашним мороженым. Вкусы каждый день менялись, но там всегда было что-нибудь тропическое и сладкое. Наступила весна, и моя мать вернулась домой, но продолжительность только одного из событий можно было предсказать. Я вонзила зубы в слойку с начинкой из гуавы и сыра и откусила большой кусок.
– Зачем ты спрашивала про миссис Пенья? – поинтересовалась я.
– Хотела с ней повидаться, – просто ответила мама. – Если бы ты вернулась в город после долгого отсутствия, ты бы первым делом спросила про Ану-Марию, не так ли?
Иногда я забывала, что наши матери тоже росли вместе. Но я надеюсь, мы никогда не отдалимся друг от друга так сильно.
Когда мы вышли на набережную, ее шаги нисколько не замедлились. Но дойдя до книжного магазина, я струсила, как всегда. И, пока она не успела миновать мою личную точку невозврата, я быстро сказала:
– Давай зайдем?
Она отряхнула с рук сахар и вошла следом за мной. Прозвенел колокольчик над входом, и я окунулась в звуки потрескивающего огня в камине и запах еще теплого шоколадного печенья. Клара по полной наслаждалась уютом в скандинавском стиле.
– Попробую поискать какие-нибудь книги по искусству. Ключевое слово – попробую, – сказала мама и ушла в дальнюю комнату магазинчика.
А я принялась бродить вдоль заставленных полок ближе ко входу. Они были в ужасном беспорядке, подборка книг постоянно менялась, поэтому поиски нужного часто превращались в какую-то игру в прятки. И вдруг, подняв голову, между романом в бумажной обложке и серией манги, стоявшей в неправильной последовательности, я увидела Алекса.
Я испуганно отшатнулась и присела, прислонившись спиной к полке и натянув юбку на колени. Но подождите. Почему я вообще прячусь? Я пришла сюда не просто так, а по определенной причине. Выбирать книги. Со своей матерью. О господи, здесь же моя мать, одетая в топик с открытым животом! Я чуть-чуть приподнялась, чтобы мне было его лучше видно.
Он стоял вполоборота и рассматривал заднюю часть обложки какой-то книги. В магазине становилось все жарче от огня в камине. Когда я сделала вдох, в горло попала пыль, и я сильно закашлялась. Алекс повернулся, и я присела ниже. Он поставил книгу, которую разглядывал, обратно на полку. С этого ракурса мне было не видно его лица, и я принялась торопливо искать между книжными корешками обзор получше.
Он наклонился, чтобы поднять коробку, которая стояла у него в ногах. Голубые линии его татуировки плавно двигались. Он что-то сказал Кларе, но я не услышала, что именно, потому что у меня оглушительно стучало сердце. Когда он двинулся к выходу, я бесшумно обогнула полку. И успела увидеть его улыбку, а потом врезалась в стопку книг.
– Ты в порядке? – хором спросили мама и Клара, бросаясь ко мне, чтобы помочь встать на ноги.
Я вскинула голову, но за Алексом уже закрылась дверь, и колокольчик весело звякнул ему вслед.
Я прижала руку к сердцу и поглядела на беспорядок, который устроила. В воздухе стоял запах старых книг и выпечки.
– Прости меня, пожалуйста, – сказала я Кларе. – Я сейчас все соберу.
– О, не беспокойся, – ответила та и протянула мне печенье.
Я никогда не повзрослею. Я взяла печенье, чувствуя себя так, словно мне опять десять лет. Мама выглянула в окно; когда она снова посмотрела на меня, выражение ее лица было задумчивым.
Каждая из нас купила по две книги, и я съела еще одно печенье, а потом мы снова вышли на улицу.
– Мне казалось, должно быть наоборот, – дразнящим тоном заметила мать. – Ты чуть сквозь землю не провалилась. А ведь это наша судьба – обрекать парней на гибель.
Меня поразило даже не то, что она вообще об этом заговорила, а то, с какой легкостью она это сделала. Я повернулась и твердым шагом пошла обратно в сторону города, прочь от бухты. Мать догнала меня и взяла под руку, крепко прижимая к себе.
– Ну прости, – сказала она. Когда мама была так близко, ее присутствие прямо-таки сбивало с ног. Растрепанные волосы, мягкий запах духов, касание руки. – Расскажи мне про него. Ты миллион лет ни в кого не влюблялась.
На самом деле влюблялась. В одного старшеклассника на занятиях по высшей математике, который всегда открывал передо мной дверь, и в девушку из магазинчика с мороженым, у которой всегда были бейджики с разными именами и которая как-то раз сказала мне, что от меня пахнет клубникой. Просто моей матери не было рядом, чтобы об этом знать.
– Я вовсе не влюбилась, – сказала я.
– Он довольно симпатичный. И татуировки потрясающие.
– У него на татуировках море. – Я не верила своим ушам. – И у него есть лодка, мам.
– Правда? Какая?
Я подавилась лающим смешком.
– Господи, как ты можешь быть такой несерьезной?
