В конце концов я упала на колени перед своим алтарем. Прижалась лбом к фотографии деда и, как ребенок, умоляла спасти ее. Умоляла человека, которого никогда в жизни не видела, но который любил ее так же сильно, как и я, и не побоялся вступить в схватку с бушующим морем ради того, чтобы она могла жить.
– Верни ее мне, – просила я. Мое сердце лихорадочно стучало, и имя бабушки срывалось с губ, точно заклинание.
Ответа не было. Только моя упрямая надежда.
Через несколько часов – а может, лишь мгновения спустя – я наконец встала. Двигаться было тяжело, словно я оказалась в мокром песке. Воздух в комнате бурлил от взбудораженной энергии.
Я вытащила из рюкзака блокнот и упала на кровать. Перевернула страницу, чтобы начать составлять список того, что нам понадобится для долгого пребывания в больнице, и того, что я должна узнать о человеческом сердце. Вдруг откуда-то, из последней части книги, выпал маленький белый квадратик, сплющенный весом страниц. Но от прикосновения он открылся и превратился в лодку. На боку было аккуратным почерком выведено: «С. Роза».
За те бесконечные часы ожидания Алекс сделал мне лодку.
Я выползла из кровати и открыла окно. Потом подняла свою лодку поближе к луне, представляя, как она находит правильный ветер и возвращается домой.
Мы стараемся изо всех сил. Мы сражаемся, даже не видя наших врагов. Мы ступаем по земле и шепчем нужные молитвы, но иногда тому, чего мы хотим, просто не суждено свершиться. Ты веришь, что жизнь навсегда останется такой, как есть, строишь планы на будущее, но вот ты уже забираешься в разбитую лодку в самый мертвый ночной час, потому что земля, которую ты любишь всем сердцем, больше тебя не хранит. Солнце садится, оно больше не показывается над водой, и время заканчивается.
И телефон звонит, чтобы сообщить тебе самое страшное.
Пока я лежала, глядя в потолок, в 3.37 утра моя жизнь раскололась пополам. Потому что Милагро Кармен Мартин Сантос навсегда ушла из этого мира.
Мими ушла, а я была слишком далеко, чтобы сказать «прощай».
Глава 32
Для семьи, так хорошо знакомой со смертью, мы имели на удивление мало представлений о похоронах.
Тела наших мертвых были похоронены в море, а не на кладбищах. Мими кремируют, в соответствии с ее завещанием, но из похоронного бюро мы вернулись ни с чем. Ее останки из-за бумажной волокиты нам отдадут только через неделю. После фестиваля прошел всего день или два, но во времени словно возник провал, и мы понятия не имели, что теперь делать. Мы стояли на пороге собственного дома, потерянные и опустошенные. Наверное, теперь, без Мими, наша жизнь всегда будет выглядеть так.
Раздался стук в дверь. Я открыла: там стояла миссис Пенья, заплаканная и с контейнером.
– Я принесла суп, – сказала она и всхлипнула. – Правда, томатный. – Она заплакала, и мы с мамой посторонились, чтобы дать ей пройти.
Люди все продолжали прибывать. Большинство из них мы знали, но некоторых – нет. Дверь даже не закрывалась – через нее все входили и выходили наши соседи, принося с собой еду и печальные слова соболезнований, с которыми я пока еще совсем не понимала, что делать. Миссис Пенья поддерживала порядок на кухне, где суповые контейнеры готовились вступить в битву с кастрюльками. Потом явились клиенты Мими. Все они были в слезах и вручили нам прекрасные цветы и урожай из своих садов, которые Мими помогала им выхаживать и растить. Кто-то даже принес нам живую курицу, но от нее мы вежливо отказались. Миссис Пенья спросила, можно ли открыть еду, и мы ответили «да, конечно»: ее было столько, что мы бы за полжизни все не съели. Разговоры словно обтекали наше молчание – гости находили кого-то еще, кому точно так же, как и им, нужно было с кем-то поделиться своей утратой. Отовсюду звучало имя Мими. Доносился запах кофе, словно старые воспоминания.
– Это что, поминки? – удивилась мама.
Я несколько дней не спала и от утомления чувствовала себя словно в стороне от всего происходящего.
– Возможно, Мими знала, что мы с тобой в этом деле бесполезны, и просто организовала все сама.
Мама хрипло рассмеялась:
– Очень в ее стиле.
Мистер Гомез и остальные viejitos подошли ко мне, прорываясь сквозь окутавший меня туман. Они были словно вновь обретенный коллективный abuelo. Горло у меня перехватило, когда воздух наполнился запахом их одеколона и сигарного дыма. Они разлили ром, чтобы выпить за нашу семью, и даже мне вручили крошечный стаканчик.
– За Мими, – серьезно и скорбно провозгласил мистер Гомез. – Передай нашей родине… – Он умолк, и, когда попытался продолжить, эмоции не дали ему проронить ни звука. Он потряс головой и попытался еще раз, но не смог.
– Передай ей привет от нас, – закончила мама, мягко коснувшись его руки.
Я верила во многое, что невозможно увидеть глазами, но теперь мне предстояло применить эту веру по отношению к человеку, которого я знала и очень любила. Мими умерла, но она до сих пор была столь же неотъемлемой частью меня, как дыхание. Неужели ее душа действительно уже унеслась за много миль и лет отсюда? Теперь я больше ничего не могла о ней узнать.
Я незаметно выбралась на улицу и увидела, что по дорожке к дому идут мои друзья. Бенни нес букет подсолнухов, а Алекс – коробки с выпечкой. Ана и Майк очень старались не заплакать, но, как только они увидели меня, эта война тут же оказалась проиграна. Следом шел Оскар. Он был в темных джинсах и черной футболке, как и всегда, но в этот раз они не выглядели полинявшими, заляпанными краской или покрытыми древесной пылью.
Он посмотрел мимо меня:
– Сочувствую твоей утрате, Лилиана.
– Спасибо, – ответила мама, которая теперь стояла рядом. Она взяла меня за руку, и Оскар бросил взгляд на меня. Он слегка улыбнулся, и они с мамой обменялись долгим взглядом.
– Я уже видел. Потрясающе. Он как вылитый. Кстати, это навело меня на мысль, и… – он посмотрел на часы, – мне нужно кое-что вам обеим показать. – Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел обратно.
Я не поняла ничего из того, что он говорил. Посмотрела на Майка, и тот вздохнул:
– Он забыл добавить, что вы должны пойти за ним.
Мы с мамой так и сделали, мои друзья тоже, а потом, из любопытства, собравшиеся в нашем доме тоже потянулись за нами. Пока мы шли по улице, наша компания все разрасталась.
– Что тут такое? – С той стороны улицы к нам подбежал Дэн, поправляя галстук. Малкольм подошел следом за ним, с коляской.
– Мы как раз шли к вам.
Оба они были в темных костюмах. Дэн сжал мое плечо, а Малкольм крепко обнял.
Мы уже почти добрались до площади, и я бочком подобралась к маме:
– Когда отец погиб, тоже так было?
– Ну, все были совершенно шокированы и отправили кучу народа на поиски. Но когда обнаружили лодку, то все потеряли надежду. Уже нельзя было ничего сделать, и мне тоже пришлось перестать надеяться, иначе я оказалась бы погружена в себя в тот момент, когда нужна была тебе больше всего.
