– Первые четыре с половиной месяца я чувствовала себя ужасно. А однажды ночью внезапно потеряла ребенка. Если бы он выжил, у меня был бы сейчас чудесный сын. Я читала бы ему Поупа, но… похоже, я не так хорошо справляюсь с простыми вещами, как наша старая корова, которая все еще дает нам и молоко, и телят. – Она обратила разговор в шутку, но головы так и не подняла, сосредоточенно пиная стебли высокой травы по краю дорожки.
К ужину Августа зажарила на вертеле большой кусок говядины. Вашингтон и Бос объявили, что у них много срочной работы, поэтому они поужинают потом. Гус восприняла эту небылицу спокойно, не задав ни одного вопроса. Они с Чарльзом ели при свете кухонного очага, и это был один из самых приятных и вкусных ужинов в его жизни. Толстые ломти запеченного картофеля с собственных полей Августы, горячий кукурузный хлеб, совсем не похожий на армейский, и сочная, нежная говядина, без опостылевшей вони рассола и интендантского ведомства.
Потом Гус принесла бутылку рома и налила по стаканчику ему и себе. Чарльз снова заговорил о войне:
– Независимость – прекрасное, похвальное качество человека. Но если армия хочет побеждать, оно мешает.
– Мне кажется, у правительства та же мучительная дилемма, Чарльз. Каждый штат ставит собственные желания и собственное благополучие на первое место. И принципы, за которые мы сражаемся, могут обернуться против нас и нас же самих уничтожить. Налить вам еще рома? Расскажите о своем отряде.
– Он основательно уменьшился с тех пор, как мы танцевали в Ричмонде. – И он вкратце рассказал о петиции и своем переходе в разведчики.
Она серьезно посмотрела на него; в голубых глазах мелькнула тревога.
– Я читала о службе разведчиков. Она очень опасна.
– Командовать людьми, которым хочется двигаться в пятьдесят разных сторон одновременно, гораздо труднее. Со мной все будет в порядке. Я ценю своего коня и свою шкуру… именно в таком порядке.
– Боже, да у вас прекрасное настроение!
– Все дело в хорошей компании, Гус.
– Странно…
В очаге с треском вспыхнуло полено, и извилистый яркий свет метнулся по стенам кухни, плите, самодельным полкам с тарелками.
– Странно… – повторила она. – Я уже почти не морщусь, слыша это имя. Как вы и говорите, – она снова посмотрела на него и тут же отвела глаза, – дело в хорошей компании.
Они вдруг почувствовали уединенность этого дома и растущее влечение друг к другу. Чарльз скрестил ноги под столом. Августа начала суетиться с тарелками, вилками, ложками, смахивать крошки.
– Вы, наверное, смертельно устали… вам ведь пришлось проделать такой долгий путь?
– На оба вопроса – ответ «да».
Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы в эту ночь в доме оказалась занятой только одна спальня. Но он не обнял ее – не из чувства приличия или страха получить отказ, хотя такое вполне могло быть. Его остановил предостерегающий голос из глубин подсознания, который он уже слышал прежде. Время и обстоятельства, которые свели их вместе, никак не подходили для романов.
– Думаю, мне лучше пойти спать. – Он встал из-за стола, чувствуя приятную усталость; все мышцы были расслаблены, по телу разливалось восхитительное тепло, на душе царил если не полный, но все же покой. – Чудесный был день.
– Да, чудесный. Спокойной ночи, Чарльз.
Подойдя к ней, он наклонился и осторожно поцеловал ее в лоб.
– Спокойной ночи. – Потом развернулся и пошел в отведенную ему комнату.
Целый час он лежал без сна под стеганым одеялом и ругал себя. «Я должен был обнять ее, ведь она тоже хотела этого – я же видел по ее глазам…» Он отбросил одеяло. Быстро подошел к двери. Прислушался к тишине ночного дома, нарушаемой легкими шорохами и поскрипываниями. Протянул пальцы к дверной ручке. Выругался и вернулся в постель.
Проснулся он с сильно бьющимся сердцем и ощущением тревоги. Из коридора доносился какой-то шум, не похожий на обычные звуки спящего дома. В щели под дверью пробивалась полоса света. Чарльз вскочил с постели и, как был босой и в ночной рубашке, распахнул дверь. Августа Барклай, во фланелевой ночной сорочке с открытым воротом, стояла возле лестницы на чердак, к чему-то прислушиваясь; ее светлые волосы были заплетены в косу.
– Что случилось? – спросил Чарльз.
Она быстро прошла по коридору, держа в одной руке старую винтовку, в другой – фонарь.
– Я услышала что-то снаружи.
Говоря это, она остановилась рядом с Чарльзом. Он отчетливо увидел ее соски, проступавшие под мягкой тканью. Сдержанность и здравый смысл покинули его. Он положил правую ладонь на ее грудь и наклонился, вдыхая ночное тепло ее кожи и волос.
Августа прижалась к нему, закрыв глаза и приоткрыв губы. Он нежно поцеловал ее… И тут раздался стук в заднюю дверь.
– Что вы со мной делаете, Чарльз Мэйн… – Она резко отстранилась.
Стук стал громче, и сквозь него прорвался настойчивый голос Вашингтона. Чарльз вернулся в спальню, взял револьвер и следом за Августой побежал к задней двери, где они увидели обоих негров, явно смущенных.
– Вы уж простите великодушно, что беспокоим вас посреди ночи, миз Барклай, – сказал Вашингтон. – Только там, на дороге, что-то уж очень неспокойно.
Прислушавшись, Чарльз различил скрип колес, топот копыт и раздраженные мужские голоса.
– Войдите в дом и заприте дверь, – сказала Гус, махнув винтовкой, потом поставила фонарь на пол и подняла оружие на изготовку.
Чарльз прошел к окну через темную гостиную и прижал лицо к стеклу, вглядываясь в полумрак ночи.
– Я заметил буквы «КША»
[19] на двух повозках, – сообщил он, вернувшись. – Они движутся в сторону Фредериксберга. Вряд ли они нас потревожат.
Стоя у окна и стараясь не касаться друг друга, Чарльз и Августа смотрели, как обоз из крытых груженых повозок и подвод в сопровождении всадников катил по дороге, залитой ярким светом луны. Когда проехала последняя повозка и стихли голоса, Чарльз заметил первые признаки рассвета. В постель возвращаться было уже поздно – по любым причинам.
Вашингтон и Бос пожаловались, что замерзли. Гус начала варить кофе. Ночь, как и короткий визит Чарльза, подходила к концу. Он собрался сразу после завтрака. Августа проводила его до дороги. Бедовый, хорошо отдохнувший за ночь, уже нетерпеливо бил копытами, готовый пуститься вскачь.
– Вы приедете еще? – спросила Гус, коснувшись руки Чарльза.
– Если смогу. Мне бы очень хотелось.
– Скоро?
– Об этом знает только генерал Макклеллан.
– Берегите себя, Чарльз.
– Вы тоже.
Она взяла его руку, прижала к губам и быстро отступила назад.