Мисс Олкотт испытывала слишком большое облегчение, чтобы оценить шутку.
– О, я так рада это слышать, – вздохнула она, прижав кулак к груди. – Уверена, со всем остальным я справлюсь. И я уже понемногу начинаю привыкать к запахам. Только вот вряд ли смогу себя заставить… ну… в общем… – Она даже не могла себя заставить произнести это вслух.
– У вас все получится, – сказала Вирджилия, ободряюще похлопав ее по плечу.
Луиза Олкотт действительно прекрасно справлялась. Через два часа с помощью третьей сиделки, которая присоединилась к ним, они уже избавили всех раненых в палате от грязной одежды, оставив только самое необходимое и бинты. А потом дежурные принесли кофе, жареное мясо и суп.
Пока раненые ели, начали появляться врачи, которых сразу можно было отличить по зеленым шейным платкам, являвшимся обязательной частью формы. В бальный зал вошли двое; одного из них, более пожилого, Вирджилия раньше не видела. Он представился и сказал, что будет заниматься теми случаями, которые не требуют операций. Второго она знала – это был их госпитальный хирург, и он сразу начал обход с дальней стороны палаты.
Вирджилия уже знала, что военные врачи являют собой весьма разношерстную публику. Были среди них прекрасные специалисты, преданные своему делу, но встречалось немало и шарлатанов, которые не имели медицинского образования и прошли только короткое обучение в несколько недель. Именно люди из этой категории часто вели себя так, словно были светилами медицины. Они были грубы с ранеными, кричали на персонал и постоянно повторяли, что снизойти до службы в армии их вынудили обстоятельства. Вирджилия была готова терпеть этих горе-лекарей только ради их общей цели – вылечить солдат, чтобы те могли вернуться в строй и убить еще больше южан.
Врач, совершавший обход, не принадлежал к числу шарлатанов. Это был известный вашингтонский хирург с весьма солидной репутацией. Эрасмус Фойл едва доставал Вирджилии до плеча, но держался так, словно был великаном из Бробдингнега
[33]. Лысый как яйцо, если не считать жидкой бахромы черных маслянистых волос, он носил длинные усы и освежал дыхание гвоздикой. Еще при их первой встрече он сразу дал понять, что Вирджилия интересует его вовсе не с профессиональной стороны.
– Доброе утро, мисс Хазард, – сказал он, учтиво поклонившись. – Мы можем поговорить за дверью?
Солдат с забинтованными от колен до паха ногами, которого Фойл осматривал последним, начал метаться на койке и стонать. Вскоре стон перешел в пронзительный вопль. Мисс Олкотт выронила миску, но Пип успел поймать ее до того, как она разбилась.
– Боб, дайте ему опиум! – крикнула Вирджилия.
– И побольше! – заявил Фойл, энергично кивая.
Он просунул правую руку под левый локоть Вирджилии, намеренно задев костяшками пальцев ее грудь. Она уже хотела его приструнить, как вдруг ей в голову пришла одна мысль.
Мужчины теперь смотрели на нее совсем не так, как раньше. Какую пользу могла принести такая перемена? Возможно, стоило это выяснить. Поэтому она позволила руке Фойла остаться на месте. Врач порозовел от удовольствия.
– Пойдемте вон туда…
Он провел Вирджилию в темный коридор за дверью, где никто из отделения не мог бы их увидеть, и встал совсем близко от нее, сверкая глазами на уровне ее груди. Грейди тоже любил ее грудь…
– Мисс Хазард, что вы думаете о состоянии того бедняги, который сейчас кричал?
– Доктор Фойл, я же не врач…
– Помилуйте, а ваш опыт? – Он почти пританцовывал на месте, переступая ногами в начищенных до блеска туфлях. – Я безмерно уважаю вас и, позвольте добавить, восхищаюсь вами с тех самых пор, как счастливый случай свел нас. Будьте так добры, скажите, что вы думаете.
Говоря это, маленький хитрец потянулся к правой руке Вирджилии, проворно обхватив пальцами ее запястье. «Ну вот, теперь еще пульс померит», – развеселившись, подумала она, хотя и была удивлена его неожиданной силой.
– Хорошо. Я сомневаюсь, что левую ногу можно спасти.
Ей было очень неприятно это говорить – она слишком часто видела, что происходило с мужчинами после того, как они приходили в себя после операции.
– Ампутация… да, я пришел к такому же выводу. А правая нога?
– Она не так плоха, но разница несущественна. И все-таки, доктор, не лучше ли вам посоветоваться со своим коллегой, а не со мной?
– Коллегой? Да он же просто аптекарь! А вот вы, мисс Хазард, вы действительно имеете большие способности к медицине. Возможно, на интуитивном уровне, но вы все понимаете правильно. Схватываете самую суть.
Так же вела себя и его рука – схватывала самую суть. Продолжая держать Вирджилию под локоток, он снова как бы ненароком прижал пальцы к ее груди.
– Да, этот человек нуждается в операции, и к тому же срочной. А могли бы мы с вами обсудить и другие случаи? Скажем, за ужином? Сегодня вечером.
Ощущение собственной власти опьянило ее. Пусть Фойл был и не самым ярким представителем мужской породы, но он обладал богатством и положением, и он желал ее. Ее желал белый мужчина! В этом не было сомнений. С тех пор как изменилась ее внешность, изменилась и ее жизнь, и она была благодарна Эрасмусу Фойлу. Правда, не настолько, как ему хотелось бы.
– Я бы с удовольствием, но как на это посмотрит ваша супруга?
– Моя… Дорогуша, я никогда не упоминал о…
– Вы – нет. А другая медсестра – да.
Врач покраснел:
– Чтоб ей… Которая?
– Вообще-то, многие. В этом госпитале и в другом тоже. Ваше стремление защитить доброе имя своей жены общеизвестно. Говорят, вы защищаете его столь неистово, что уже даже появились большие сомнения в существовании миссис Фойл. – Коварно наслаждаясь реакцией врача, Вирджилия подняла правую руку, давая понять, что ему следует отпустить ее, но Фойл был слишком изумлен ее словами, поэтому она сама убрала его руку. – Я польщена вашим вниманием, доктор Фойл, но, думаю, нам пора вернуться к нашим обязанностям.
– Вниманием? Каким еще вниманием? – рявкнул он. – Я только хотел обсудить наедине медицинские вопросы, ничего больше! – Дернув себя за воротник синего мундира, Фойл поправил шейный платок и быстро вернулся в бальный зал.
При других обстоятельствах Вирджилия просто расхохоталась бы.
– Ну как, мисс Олкотт? – спросила Вирджилия, когда в восемь вечера они в первый раз за день сели поесть; днем персонал работал без перерывов. – Что вы теперь думаете о работе сиделки?
Измученная и раздраженная, Луиза Олкотт спросила:
– Насколько откровенной я могу быть?
– Настолько, насколько пожелаете. Мы все пришли сюда по доброй воле и все равны.
– Что ж, тогда… Для начала: это место – настоящий очаг заразы. Матрасы жесткие, как штукатурка, постельное белье грязное, воздух смрадный, а пища… вы пробовали говядину, что давали на обед? Эти консервы делали, наверное, еще для мальчиков семьдесят шестого года!
[34] А эта свинина на ужин могла бы стать секретным оружием против врага – настолько ужасно она выглядела. Пареная ежевика вообще больше напоминала пареных тараканов.
