Кровь текла по его правой ноге; в ботинке уже хлюпало. Он нашел свой упавший кольт и поднял его. Оказалось, что в гостиную огонь пока не проник. Окна там были выбиты, – вероятно, через них Купер и остальные выбрались наружу. Нужно было их найти. Дом уже не спасти.
Он сорвал одну из оставшихся занавесок, разорвал с помощью обломка сабли на полоски достаточно длинные, чтобы несколько раз обмотать ногу. Потом отломил ножку табурета, расщепил и с ее помощью сделал что-то вроде кровоостанавливающего жгута, надеясь, что этого будет достаточно.
Каждый вдох отдавался острой болью; в грудь как будто насыпали песка. Дым с каждой секундой становился все гуще. Он вылез через окно на веранду, держа в левой руке кольт, а в правой – обломок сабли.
Приближался рассвет. Бандиты Каффи успели унести из дома все ценное, до того как огонь охватил его целиком. Свидетельства грабежа усыпали подъездную дорогу. Налетчики опустошили винный погреб, гардеробные, кухонные кладовые. Чарльз видел оборванных бородатых мужчин, черных и белых, бежавших в дыму между деревьями с охапками награбленного добра.
Не всем из них повезло. Тот самый белобрысый парень в сюртуке Купера и нижней юбке лежал ничком среди столового серебра и разбитых тарелок. На его спине между лопатками темнела дырка от пули.
Звуков выстрелов уже почти не доносилось. Однако достаточно было и одной пули, поэтому Чарльз предусмотрительно не выходил из-за белой колонны.
– Купер! Купер! – позвал он.
Никто не ответил.
– Купер!
– Чарльз?
Далекий голос подсказал ему ориентир. Они прятались в английском парке у реки. Чарльз прокрался вдоль раскаленной стены, стараясь не касаться ее, обогнул угол дома, осмотрел лужайку.
Никого. Он уже приготовился сделать стремительный рывок, как вспомнил, что должен сообщить важную новость.
– Купер, Каффи мертв! Каффи мертв! Я убил его!
Треск пожара заполнял тишину. Ему никто не ответил, но он знал, что его услышали. Набрав побольше воздуха в саднящие легкие, он отошел от дома и, припадая на раненую ногу, побежал вниз по травянистому склону в сторону Эшли.
Кто-то выстрелил в него. Он слышал, как пуля шлепнула по мокрой траве справа, но выстрел оказался единственным. Когда в саду его окружили знакомые лица, он, даже не успев сказать никому ни слова, упал лицом вниз и потерял сознание.
Весь день они просидели на одном из рисовых квадратов, прислонившись к земляным насыпям, которые удерживали реку, до тех пор пока не приходило время открывать деревянные воротца, чтобы впустить воду на поля. Вместе с семьей Купера, Клариссой и Чарльзом здесь были Джейн, Энди, молоденькая кухарка Сью с двумя ее малютками и Цицерон – страдающий артритом старый раб с седыми кудрявыми волосами. Цицерон каким-то чудом успел набить рисом два больших кармана куртки и ближе к полудню начал раздавать его всем. Это было их единственной пищей.
Все, включая Купера, то и дело начинали говорить, что им хочется вернуться к дому и посмотреть, насколько он пострадал. Самой настойчивой оказалась Кларисса. Но Чарльз твердо стоял на своем:
– Нет, не раньше сумерек. И я сначала пойду один. Нет смысла нам всем рисковать.
Жгут помог, кровь из раны больше не текла. Он все еще чувствовал слабость, но мог не спать. Только хотелось глотнуть немного бурбона, чтобы приглушить боль.
– Посмотри на небо, – добавил он, видя, что Купер собирается спорить. – Оно все скажет лучше всяких слов. – Над насыпью и ровными рядами дубов и пальм, окружавших рисовые поля, поднимался черный дым.
Цицерон, явно расстроенный, какое-то время смотрел на дым, потом поджал губы и сказал, сверкнув глазами:
– А что же случилось с теми парнями, которых мы в караул поставили?
– Ушли, – ответил Купер.
Это было не обвинение, но старый негр разозлился:
– Трусы! Не захотели драться за свой дом…
– Не забывай, они этот дом не выбирали, – проговорил Энди, сидя на корточках и задумчиво рисуя прутиком узоры на земле.
– Презренные слабаки, вот кто они такие. Заячьи душонки. Черные отбросы!
– Не стоит на них сердиться, – сказал Чарльз. – Они знают, что Югу конец и что они получат свою свободу в ту же минуту, когда об этом объявят официально. Зачем им оставаться тут и умирать, когда можно пробежать всего одну милю, ну или чуть больше, и стать свободными уже сейчас? И вот еще что… Тысячи прекрасных, благородных белых парней с Юга сбежали из армии по гораздо менее веской причине. – Он сунул в рот два зернышка риса и стал их жевать.
Необходимость почти весь день оставаться в поле больше всего не нравилась Клариссе. Вскоре после полудня она вдруг расплакалась, потому что не могла уединиться. Джейн наклонилась к ее уху, стала что-то шептать, потом мягко взяла ее под руку и увела через рисовый квадрат за следующую насыпь, где осталась ждать, пока старушка снова не появилась с прежней счастливой улыбкой.
Когда Джейн привела ее обратно, она радостно сказала:
– Как чудесно пахнет воздух! Скоро весна. Разве это не прекрасно?
– Да, – согласилась Юдифь, обнимая ее за плечи. – Это действительно прекрасно.
Энди быстро, почти целомудренно поцеловал Джейн в щеку. Чарльзу показалось, что он расслышал его шепот: «Спасибо тебе».
Днем Чарльз немного подремал. Полузакрыв глаза, он вспоминал обрывки недавней схватки с Каффи и вдруг вздрогнул, сразу проснувшись. В памяти почему-то всплыли совсем другие дни, когда они с Каффи, тогда совсем еще мальчишки лет шести или семи и добрые приятели, дрались только за то, кому достанется удочка. Теперь, когда они стали злейшими врагами, победителю доставалась жизнь. Боже, как же далеко укатилось колесо времени.
Перед закатом Купер снова заявил, что хочет вернуться к дому. Уже больше четырех часов они не слышали выстрелов и вообще никаких необычных звуков. Дым продолжал подниматься к небу, хотя уже и не такой густой.
– Одному туда соваться точно не стоит, – сказал Энди. – Я отправлюсь с тем, кто решит пойти.
– Думаю, лучше нам пойти втроем, – предложил Купер.
Чарльз к этому времени слишком устал, чтобы спорить, поэтому просто пожал плечами.
Безоружные, они осторожно двинулись вдоль берега Эшли. В косых лучах вечернего солнца вода сверкала красно-золотым светом. Они миновали последний рисовый квадрат и прошли через полосу высоких деревьев, отделявших поля от английского сада и прибрежных лужаек. Первым, что они увидели, был сломанный настил и доски на берегу. Причала больше не было.
Бледный Купер облизнул губы и пошел через сад. Шагая за ним, Чарльз увидел на траве осколки двух позолоченных тарелок и порванное платье с наваленной сверху кучей дерьма.
Купер смотрел только на дом.
– Боже милостивый… – прошептал он.
