– Мы получили более точные сведения об Орри. Только позавчера пришло письмо от генерала Пикетта, которое он отправил еще тогда. Орри не похоронили в общей могиле, его тело отправили на юг вместе с другими, когда смогли найти достаточно ломовых лошадей для перевозки гробов до какой-то железнодорожной ветки под Питерсбергом.
– Уэлдонской, – кивнул Чарльз.
– Это случилось уже много недель назад. Несчастный случай.
– Какой несчастный случай? – (Купер рассказал о том, что произошло на железной дороге.) – Боже… – покачал головой Чарльз. – Боже мой…
Несколько минут они шли молча. Наконец Чарльз собрался с духом и сказал, что хочет уехать в Виргинию, как только убедится, что им здесь ничто не угрожает.
– Мы в полной безопасности! – воскликнул Купер с невеселым смешком. – Возможно, будем голодать, но опасности никакой. Могу я спросить, что заставляет тебя вернуться в Виргинию?
– Личные причины.
«Каким же он стал замкнутым и мрачным», – подумал Купер.
– Но ты вернешься потом?
– Надеюсь, нет. Это связано с одной дамой.
– Чарльз… я даже не подозревал… как чудесно! И кто она?
– Я предпочел бы не говорить об этом, если ты не против.
Заинтригованный и немного задетый его холодностью, Купер просто кивнул, показывая, что согласен с кузеном, и надолго замолчал.
Похоже, для них начался сезон визитов. В следующий понедельник, когда Чарльз собирался уезжать, прискакал Уэйд Хэмптон. Он направлялся в Чарльстон, но, услышав о пожаре в Монт-Роял и смерти Клариссы, решил заехать. Хотя Хэмптоны и Мэйны никогда не были особо близки, их семьи знали друг друга уже три поколения. Большинство крупных плантаторов из предгорий и долины были знакомы лишь шапочно, но в их случае благодаря Чарльзу отношения двух семей стали теснее.
Сходив на могилу Клариссы и выразив сочувствие ее родным, Хэмптон сказал, что у него была еще одна причина заехать в Монт-Роял. Он надеялся услышать что-нибудь об одном из своих лучших разведчиков. Когда же, к его огромному изумлению, они с Чарльзом встретились лицом к лицу, он был поражен, насколько тот изменился.
Уже в штатском и еще более седой, чем помнил Чарльз, Хэмптон носил под сюртуком кобуру с револьвером. Его любимый, отметил Чарльз. С накладками из слоновой кости.
Имея высокий чин, Хэмптон не попадал под амнистию, дарованную большинству солдат Конфедерации после капитуляции. Генерал не скрывал тяжести своей ноши. Его горечь стала особенно заметной, когда он обходил руины, оставшиеся на месте старого дома.
– Так же ужасно, как в Милвуде, – сказал он, качая головой. – Нам бы следовало сделать фотографии и отослать их Гранту. Возможно, это дало бы ему представление о реальном смысле того, что он называет просвещенной войной.
Позже, в жарких майских сумерках, мужчины сидели на ящиках и маленьких бочонках на траве перед сосновым домиком. Хэмптон привез в седельной сумке бутылку персикового бренди, который они пили из разных чашек и стаканов.
Хэмптон спросил Чарльза о последних днях службы в кавалерии, но тому было почти нечем похвастаться. Тогда Хэмптон немного рассказал о себе. Да, он действительно хотел продолжать борьбу к западу от Миссисипи.
– То, что они сделали с моим сыном, с моим братом и с моим родовым гнездом, убедило меня, что я морально не готов к капитуляции. – (Поэтому он и отправился следом за сбежавшим президентом и его отрядом.) – Я готов был сопровождать мистера Дэвиса до Техаса. И даже до Мексики. У меня была группа преданных людей, или я так думал. Но они ушли один за другим, сдались. В конце концов я остался один. В Йорквилле я случайно встретил свою жену Мэри. Она и Джо Уилер, генерал Уилер, убедили меня, что мои попытки найти президента бессмысленны. Я устал и, наверное, был просто готов поддаться убеждению. Поэтому остановился.
– А вы знаете, где сейчас Дэвис? – спросил Купер.
– Нет. Думаю, где-нибудь в тюрьме. Или уже повешен. Какой бесславный конец всей этой затеи… – Он залпом допил остатки вина и как будто немного успокоился. Потом он рассказал, что живет в доме, принадлежавшем бывшему управляющему. – В июне моя дочь Салли выходит замуж. Я с радостью жду этого события и готов работать, чтобы возродить этот несчастный разоренный штат. И счастлив, что вы вернулись в Монт-Роял, Купер. Я помню, что вы говорили о сецессии. Нам понадобятся такие люди, как вы. Люди здравого рассудка и сильной воли. Терпение и сила… Думаю, янки будут наседать на нас. Постараются сурово наказать. А в этих хижинах мы очень уязвимы.
– Вы знаете, что с ним сейчас? – спросил Билли.
– Да, его схватили и расстреляли на какой-то ферме возле Раппаханнока две недели назад.
– Ну что ж, джентльмены… – Чарльз встал и поставил на бревно, служившее ему стулом, банку из-под варенья, из которой пил. – С вашего позволения, вынужден откланяться. У меня срочное дело в Виргинии, и я хочу бо́льшую часть пути проделать при свете. Засим оставляю вас с вашими высокими идеалами и мечтами и возрождении нашего прекрасного штата.
Билли был ошарашен язвительным тоном Чарльза. Он всегда помнил своего старого друга как легкого, веселого человека, но этот тощий бородатый оборванец уже не был тем Бизоном Мэйном, которого он знал в Академии, – это был почти старик с мрачным характером.
– Но кто-то же должен защищать Юг, – заявил Купер. – Мы должны обороняться всеми возможными мирными средствами, или от целых поколений наших предков здесь не останется ничего, кроме выжженной земли.
– Раньше ты говорил совсем другое, кузен, – сказал Чарльз, глядя на него тяжелым взглядом.
– И тем не менее он прав! – воскликнул Хэмптон с прежними властными нотками в голосе. – Штат нуждается в порядочных людях. Включая вас, Чарльз.
– Нет уж, спасибо, генерал, – с улыбкой поклонился ему Чарльз. – Я свое дело сделал. Убил Бог знает сколько людей, таких же американцев, и все ради благородных принципов благородного мистера Дэвиса и его благородных соратников. Не просите меня делать еще что-нибудь для Юга и его обреченного дела.
Хэмптон вскочил, его коренастая фигура обрисовалась на фоне угасавшего западного неба.
– Это и ваша земля тоже, сэр! Ваше дело!
– Позвольте уточнить, сэр. Так было раньше. Я исправно подчинялся приказам – до капитуляции. Но ни минуты дольше. Всего хорошего, джентльмены.
Чарльз уехал перед рассветом, когда Билли и Бретт еще спали, обнявшись, на раздобытой для них узкой шаткой кровати. Накануне Билли лег спать в плохом настроении, очень переживая из-за своего лучшего друга. Чарльз был не похож на себя, почти не говорил с ним, а когда он попытался вспомнить свой побег из тюрьмы, просто отмалчивался или уводил разговор в сторону. Утром он узнал, что Чарльз уехал, ни с кем не попрощавшись.
Вдохнув запах фальшивого кофе, он осторожно коснулся живота Бретт – теперь они уже точно знали, что она беременна, – поцеловал ее в теплую шею и выскользнул из постели. Когда он вышел из-за занавески, отделявшей их с Бретт «спальню», то увидел у плиты Энди. Тот подтвердил, что Чарльз уже уехал.
