– А ну, прекратить! Я приказываю!.. – закричал Джордж.
Последние слова потонули в рыданиях парня и крике лошади, получившей новый удар. Джордж обежал вокруг бьющегося в агонии животного, едва сдержав позыв к рвоте при взгляде на его размозженную голову, вырвал ружье из рук обезумевшего солдата и, нацелив дуло на него, крикнул:
– Убирайся отсюда! Пошел!
Бросив на него бессмысленный взгляд, парень, спотыкаясь, побрел к придорожной канаве и повернул в сторону Вашингтона. На ходу он все еще продолжал плакать и что-то несвязно бормотать. Джордж быстро проверил ружье, убедился, что оно заряжено, и одним выстрелом прекратил мучения коня. Потом остановил трех бегущих солдат, и они вчетвером оттащили труп с дороги.
Тяжело дыша и все еще чувствуя привкус рвоты во рту, Джордж оглянулся, ища карету, но на дороге стояла только Констанция. Левой рукой она прижимала к себе детей, а правой держала кольт дулом вниз. Их карета, набитая солдатами в синих мундирах, неслась в сторону Сентервилла.
– Они ее отобрали, Джордж. Не могла же я стрелять в наших солдат…
– Конечно не могла. Это я виноват, не нужно было вас оставлять… Патриция, не надо плакать. Не бойся, детка, мы справимся. Все будет хорошо. Дай мне револьвер, любимая. А теперь идемте.
Еще в Мексике Джордж понял, что ни один солдат, да и не всякий генерал не в состоянии по-настоящему оценить масштабы сражения, в котором участвует. То, что он знал о битве у реки Булл-Ран, ограничивалось лишь плохим обзором с их зрительского места и картинами спешного отступления федеральной армии в тот жаркий воскресный вечер. Для него Булл-Ран должен был навсегда остаться этой забитой искореженными повозками и гильзами от снарядов пыльной дорогой, словно русло реки, наполненной нескончаемым синим потоком из людей, которых заставили выполнять чей-то неведомый грандиозный план.
– Джордж, смотри… – Констанция потянула его за рукав мундира. – Там, впереди…
Он увидел экипаж своего брата, лежавший на боку. Обе лошади исчезли, – вероятно, их просто украли. Изабель и мальчики стояли вокруг Стэнли, который сидел на придорожном камне, низко опустив голову и прижав руки к лицу; развязанный галстук болтался между коленями. Джордж знал, что чувствовал сейчас Стэнли. Много лет назад он сам пережил подобный момент.
– Боже, неужели мне снова придется с ним возиться?
– Я понимаю твою досаду, но ведь мы не можем бросить их здесь, – сказала Констанция.
– Почему не можем? – удивилась Патриция. – Лейбан и Леви – ужасно противные, пусть мятежники их схватят.
Констанция в сердцах шлепнула ее, но тут же устыдилась своей несдержанности, обняла дочь и попросила прощения. Стараясь не смотреть на Изабель, Джордж подошел к брату:
– Стэнли, вставай!
Плечи Стэнли еще больше опустились. Джордж схватил его за правую руку и с силой дернул:
– Вставай сейчас же! Ты нужен твоей семье!
– Он просто… совсем пал духом, когда карета перевернулась, – сказала Изабель.
Не обращая на нее внимания, Джордж продолжал тянуть брата за руку, пока тот наконец не встал. Тогда Джордж развернул его в нужную сторону и подтолкнул в спину. Стэнли начал медленно переставлять ноги.
Так пастух и его стадо двинулись дальше. Люди продолжали обгонять их, почти все были в копоти и грязи, многие – ранены. Несколько героических офицеров-добровольцев, которых они встретили, даже пытались вести строем небольшой взвод, но они были единственным исключением. Большинство офицеров давно растеряли своих солдат и теперь шли, а то и бежали намного быстрее своих подчиненных.
Весь свой гнев на мужа Изабель, как ни странно, вымещала на Джордже. И даже близнецы, которые не переставая ныли, то и дело отпускали в его адрес ехидные замечания, пока не отстали и не исчезли в сумерках где-то в поле. После пяти минут отчаянных криков они снова нашли взрослых и после этого шагали сразу за Джорджем и уже помалкивали.
Следы отступления встречались повсюду – армейские фляжки, трубы и барабаны, солдатские ранцы, штыки. В сгущавшейся темноте слышались ужасные крики раненых и умирающих, и Джорджу начинало казаться, что они уже спустились в ад. Из полутьмы до него доносились обрывки разговоров:
– …а капитан-то сбежал, мать его. Сбежал как последний трус, пока мы пытались выстоять…
– …у меня кровь не останавливается. Не могу…
– …Черные всадники. Да их там почти тысяча была…
– …бригаду Шермана разбили, когда ударили хэмптоновские вольтижеры…
Хэмптон? Джордж выхватил это имя из бормочущих голосов, скрипа колес, хныканья своих детей… Ведь в легионе Хэмптона, кажется, служил Чарльз Мэйн. Участвовал ли он в сражении? Жив ли?
Взошла луна, и дорога стала чуть светлее. По небу плыли легкие облака; в воздухе пахло дождем. По расчетам Джорджа, было уже часов десять или одиннадцать; он настолько устал, что готов был заползти в ближайшую канаву, чтобы только уснуть. Как же должны быть измучены остальные, думал он, если даже у него совсем не осталось сил.
Возле Сентервилла они наконец снова увидели огни – и огромное количество раненых вокруг себя. Какие-то добровольцы из Нью-Йорка, ехавшие на груженой подводе, заметили детей и предложили подвезти их до Фэрфакс-Кортхауса. Для взрослых у них места не было. Джордж очень серьезно поговорил с Уильямом, которому, как он знал, можно доверять, и, когда убедился, что мальчик понял, где они должны будут встретиться, вместе с Констанцией помог всем четверым детям забраться в повозку. Изабель что-то недовольно проворчала; Стэнли безучастно смотрел на луну.
Повозка уехала. Взрослые продолжили путь. За Сентервиллом на обочинах дороги они снова увидели солдат отступающей армии – кто-то спал, кто-то просто сидел на земле без движения, кто-то уже затих навсегда. Вид искаженных болью лиц, окровавленных конечностей и освещенных лунным светом глаз этих парней, слишком молодых, чтобы встретиться со смертью, постоянно напоминал Джорджу о Мексике и о горящем доме в Лихай-Стейшн.
Мысль о том, что тогда он даже представить себе не мог всей опасности, приносила мало утешения. На самом деле звон пожарных колоколов сообщил о гораздо более серьезном пожаре, который застал их врасплох. Все они оказались в капкане этой безрассудной войны. Крючкотворство одолевало честность. Разруха сменяла благоденствие. Страх убивал надежду. Ненависть хоронила согласие. Смерть отменяла жизнь. Этот пожар стал погребальным звоном по всему, что Мэйны и Хазарды хотели сохранить, и его нельзя было погасить так же быстро, как пожар в доме. Этот день и эта ночь показали Джорджу, что огонь уже не сдержать. Он вырвался на свободу.
– Стэнли! Не отставай!
Глаза пастуха начали слезиться от пыли и утомления. Луна расплывалась, сползая с неба бледными потеками. Вместо темной дороги Джордж видел перед собой солдата, стрелявшего в павшую лошадь. Что же с ними со всеми случилось? Неужели люди могли так чудовищно измениться? Этого он никак не мог понять.
