Белый дом сиял огнями, гудел сотнями голосов, звучащих на фоне праздничных мелодий, которые играл струнный ансамбль, приветствуя самых важных гостей. Джордж пообещал Констанции, что познакомит ее со своим старым приятелем по Академии, но только после того, как присмотрится к нему издали.
Макклеллан почти не изменился с тех пор, как они с Джорджем вместе сдавали экзамены. Правда, он отрастил театральные темно-рыжие усы, но в остальном казался тем же самым коренастым самоуверенным парнем, которого Джордж помнил по выпуску сорок шестого года. Все в Макклеллане – от его красивого горделивого носа до широких плеч – как будто заявляло только об одном: вот где настоящая сила, вот где настоящий профессионализм. Он вернулся в армию, оставив железнодорожный бизнес в Иллинойсе, и его блистательный взлет заставлял Джорджа чувствовать себя не просто младшим по званию.
Слово «блистательный» подходило для него как нельзя лучше. Люди, подобные ему, всегда выделяются среди толпы. Следом за генералом семенили двое из его многочисленных европейских советников, два веселых французских изгнанника – граф де Пари и герцог де Шартр. Глупые распорядители приема переименовали их в капитана Перри и капитана Чаттерса.
Когда Макклеллан с супругой начали беседовать с президентом и миссис Линкольн, рядом тут же оказалась масса желающих услышать, что он скажет. С тех пор как генерал поселился в доме на Эйч-стрит, как бы бросая вызов тем, кто утверждал, что ему следует жить в гарнизоне, Макклеллан ни у кого не оставил сомнений, кто важнее – президент или главнокомандующий. В городе всё еще продолжали судачить о ноябрьском инциденте. Как-то вечером Линкольн и Джон Хей, один из его многочисленных секретарей, оказались на Эйч-стрит по правительственным делам. Генерал еще не вернулся домой. Прибыв лишь через час, он сразу поднялся наверх, даже не поинтересовавшись визитерами. Ему сообщили, что его ждет президент, но он лег спать. Говорили, что Линкольн был в бешенстве, но сумел скрыть свои чувства под внешней западной скромностью и юмором. Надменность не была в его стиле.
– Сколько же здесь политиков! – тихо сказал Джордж Констанции. – Вон там Уэйд… он будет руководить новым комитетом. А там Тад Стивенс…
– У него парик съехал набок. Как всегда.
– Ты сегодня изображаешь Изабель?
Констанция хлопнула его по рукаву веером:
– Ты ужасен!
– Кстати, об ужасах: я вижу саму леди. И моего братца.
Стэнли и Изабель еще не заметили Джорджа и Констанцию. Все их внимание было приковано сначала к Уэйду, потом к Кэмерону, который держался в одиночестве и бродил с видом заговорщика, как со страху показалось Стэнли. Как он раздобыл приглашение? Кэмерон заметил супругов, но избегал их. Что бы это могло значить?
Стэнтон разговаривал с Уэйдом наедине, не обращая внимания на присутствие своего клиента. Стэнли почти перестал чувствовать себя иудой; другие явно тоже продавали что могли. Но что и кому? И с какой целью? Он словно превратился в невежественного ребенка, осознающего собственное невежество.
– Могу поспорить, Стэнтон хочет получить место Саймона, – прикрываясь веером, сказала Изабель. – Это вполне объясняет, почему он, как ты говорил, постоянно отирается возле конторы Уэйда и почему отказался встать на защиту своего отчета или даже просто взять за него ответственность.
Эта неожиданная мысль поразила Стэнли до глубины души, что, вероятно, отразилось на его лице.
– Закрой рот, – сказала ему Изабель. – Ты похож на кретина.
Стэнли повиновался, потом сказал:
– Дорогая, ты не устаешь меня изумлять. Но возможно, ты и права.
Изабель увлекла мужа в тихий угол, где не было народа.
– Давай предположим, что так оно и есть. Что за человек этот Стэнтон?
– Очередной уроженец Огайо. Блестящий адвокат. Убежденный аболиционист… – Взгляд Стэнли метался из стороны в сторону. Он наклонился поближе к жене. – Говорят, своевольный. И хитрый. Его следует весьма опасаться.
Изабель стиснула его руку:
– Они закончили беседу. Ты должен поговорить с Уэйдом. Попытайся выяснить свое положение.
– Изабель, я не могу просто подойти к нему и спросить…
– Мы с ним поздороваемся. Вместе. Быстро!
Спорить не приходилось. Вцепившись в руку мужа, Изабель потащила его вперед. К тому времени, когда они приблизились к Бену Уэйду, Стэнли уже боялся, что его мочевой пузырь не выдержит напряжения.
– Как приятно снова видеть вас, сенатор! – просияла Изабель одной из лучших своих театральных улыбок. – А где же ваша очаровательная супруга?
– Где-то здесь. Надо ее найти.
– Полагаю, дела с новым комитетом, о котором так много говорят, продвигаются хорошо?
Вопрос Изабель послужил толчком.
– Да, верно! Скоро мы подведем под военные действия более солидное основание. Уточним курс.
Это был явный выпад в адрес Линкольна, и Изабель поспешила заверить:
– Полностью поддерживаю ваши намерения, и мой муж тоже.
– Ну конечно… – Уэйд улыбнулся, и в этой улыбке Стэнли почувствовал обращенное на него презрение. – Преданность вашего супруга и… – едва заметная пауза, чтобы только сильнее подчеркнуть следующие слова, – его усердная служба известна многим в комитете. Мы уверены, что в вас и дальше будет преобладать дух сотрудничества, Стэнли.
– Вне всякого сомнения, сенатор.
– Приятно слышать. Хорошего вам вечера.
Когда Уэйд отошел, Стэнли едва не потерял сознание. Он как будто прошел через чистилище. Перед глазами у него все плыло. Он видел перед собой станки Лэшбрука, кроившие и сшивавшие сотни ботинок, которые громоздились сначала небольшими холмиками, а потом высоченными горами, омываемыми золотым светом.
Стэнли отогнал от себя чудесное видение, гордый, как мальчишка, поймавший огромную рыбу.
– Изабель, думаю, мне сегодня следует выпить. С твоего разрешения или без него.
Неизбежная встреча братьев и их жен произошла спустя несколько минут возле сверкающих стеклянных чаш с пуншем. Обе стороны вежливо приветствовали друг друга, но не более того; Джордж даже не смог заставить себя пожелать Стэнли и Изабель веселого Рождества.
– Уже познакомился с нашим молодым Наполеоном? – выдавил из себя Стэнли.
Джордж заметил, что брат слишком быстро проглотил бокал пунша.
– Сегодня еще не говорил с ним, но обязательно поговорю. Мы знакомы еще с Вест-Пойнта и Мексики.
– О, вот как?
Изабель казалась слегка озадаченной, словно пропустила ход в какой-то важной игре.
– И какой он? Как человек, я имею в виду, – спросил Стэнли. – Я слышал, у него прекрасная родословная. Но он демократ. И, как говорят, слишком мягко относится к рабству. Странный выбор со стороны президента, тебе не кажется?
