Когда Умар слышит эти слова, он падает на землю и заходится в рыданиях.
* * *
Одной из причин обеспокоенности общины кончиной Мухаммада было то, что он практически никак не подготовил своих соратников к этому событию. Он не выступил с официальным заявлением, кто должен стать его преемником как лидер уммы или хотя бы каким должен быть этот лидер. Возможно, он ожидал откровения, которое так и не было явлено; а возможно, он хотел, чтобы сама умма определила для себя того, кто заменит Мухаммада после его ухода. Или, например, как некоторые шептались, Пророк все же назначил преемника, кого-то, кто не смог воспользоваться своим законным правом стать главой общины в условиях развернувшейся в среде мусульманского руководства междоусобной борьбы за власть.
Между тем мусульманская община росла и расширялась быстрее, чем кто-либо мог себе вообразить, и подвергалась серьезной опасности стать неуправляемой. Смерть Мухаммада только осложнила положение дел, теперь некоторые сотрудничающие с уммой племена открыто восставали против мусульманского контроля и отказывались платить десятину (закят) Медине. По убеждению этих племен, смерть Мухаммада, как и смерть любого шейха, аннулировала клятву верности и отменяла ответственность перед уммой.
Волновало также то, что видение Мухаммада о богодухновенном государстве оказалось настолько популярным, что на всем Аравийском полуострове другие «лидеры» начали копировать эту модель, задействуя собственный ресурс власти с учетом собственной идеологии. В Йемене мужчина по имени аль-Асвад, объявивший, что он получил божественное послание от бога, которого называл Рахман (эпитет для Аллаха), установил свою государственную систему, независимую от Мекки и Медины. В Восточной Аравии другой мужчина по имени Маслама (или Мусайлима) настолько успешно подражал опыту Мухаммада, что собрал тысячи последователей в Ямаме, который объявил священным городом. По мнению таких современных исследователей, как Дейл Эйкельман, внезапный наплыв «лжепророков» служит доказательством того, что движение Мухаммада заполнило определенный социальный и религиозный вакуум в жизни Аравии. Но, как считают мусульмане, это стало сигналом о серьезной угрозе религиозной легитимности и политической стабильности уммы.
И все же главным вызовом, с которым столкнулась мусульманская община после смерти Мухаммада, были не воинственные племена или лжепророки, а вопрос о том, как построить монолитную религиозную систему, покоящуюся на заветах и практических примерах из жизни Пророка, большинство из которых существовали только в памяти его Сподвижников. Сложилась тенденция рассматривать ислам полностью сформировавшимся к концу жизни Мухаммада. Но хотя это утверждение может быть справедливым относительно откровений, которые закончились с последним вздохом Пророка, совершенно ошибочно считать ислам в 632 г. некой единой системой верований и практик. Это было совсем не так. Как и в случае со всеми мировыми религиями, понадобились поколения для развития богословия, чтобы, по словам Игнаца Гольдциера, «раскрытие исламской мысли, установление методов исламских практик, [и] утверждение исламских институтов» приняло законченную форму.
Это не значит, что, согласно известному и спорному заявлению американского историка Джона Уонсбро, ислам таким, каким мы его знаем, возник за пределами Аравии столетия спустя после смерти Мухаммада (если такой человек вообще существовал). Уонсбро и его коллеги проделали потрясающую работу по прослеживанию эволюции ислама и его развития в иудейско-христианской сектантской среде в Аравии VII–IX вв. и в ее окрестностях. Но настойчивое преувеличение Уонсбро роли неарабоязычных источников (в основном на иврите) об исламе и его неуместное пренебрежение историческими реалиями периода жизни Мухаммада зачастую приводят к тому, что его аргументы в большей степени воспринимаются как «замаскированная полемика, стремящаяся лишить ислам и Пророка всего, за исключением минимума самобытности», если цитировать Р. Б. Сержанта.
Если оставить спорные аргументы, не может быть никаких сомнений в том, что ислам по-прежнему находился в процессе своего формирования, когда Мухаммад умер. К 632 г. Коран не существовал ни в письменном виде, ни в кодифицированном, не говоря уже о его канонизации. Религиозные идеалы, которые составят основу исламской теологии, существовали тогда только в зачаточном состоянии. Вопросы о правильном совершении ритуалов или соответствии поведения принятым юридическим и моральным нормам на тот момент едва регулировались; впрочем, они и не должны были регулироваться. Какими бы ни были вопросы, какие бы ни возникали проблемы, будь то внутриобщинные конфликты или сфера внешних контактов, они могли быть просто переданы на рассмотрение Пророку для вынесения решения. Но с кончиной Мухаммада умма столкнулась с почти невыполнимой задачей: определить, что бы сказал Пророк в том или ином затруднительном случае.
Очевидно, первостепенная забота заключалась в том, чтобы выбрать кого-то, кто мог бы возглавить умму вместо Мухаммада, кого-то, кто был бы способен поддерживать стабильность и целостность общины перед лицом многочисленных внутренних и внешних вызовов. К сожалению, сложно было добиться консенсуса по данному вопросу. Ансары в Медине уже взяли на себя инициативу по выбору лидера из их числа, им стал набожный житель Медины, в числе первых обращенный в ислам, по имени Саад ибн Убада, шейх племени Хазрадж. Но в то время как жители Медины, возможно, думали, что факт предоставления убежища Пророку давал им превосходство над всеми остальными в умме, население Мекки и в особенности представители аристократии курайшитов, которые все еще господствовали в этом городе, никогда не стали бы подчиняться управлению кого-то из Медины. Некоторые ансары попытались предложить компромисс, заключавшийся в совместном руководстве уммой, где один лидер был бы из Мекки, а другой из Медины, но такая идея была совершенно неприемлема для курайшитов.
Быстро стало ясно, что существует всего один способ сохранить чувство единства и в некоторой степени историческую преемственность в умме – выбрать члена курайшитов, который был последователем Мухаммада, и лучше, если он будет из числа тех Сподвижников, которые выполнили первую хиджру в Медину в 622 г. (имелись в виду мухаджиры). Клан Мухаммада Бану Хашим, теперь окрещенный как ахл аль-байт, или «люди Дома [Пророка]», согласился, что только член курайшитов мог руководить уммой, хотя и считал, что Пророк пожелал бы выбрать одного из них в качестве своего преемника. В действительности значительное число мусульман было убеждено, что во время своего последнего паломничества в Мекку Мухаммад публично назначил преемником своего двоюродного брата и зятя по имени Али. Согласно преданиям, на обратном пути в Медину Мухаммад остановился в оазисе Гадир-Хум и объявил: «Кто считает своим покровителем меня, считает таковым и Али (маула)». Однако, возможно, равное количество мусульман не только отрицает события в Гадир-Хуме, но также решительно отвергает привилегированный статус Бану Хашим как «людей Дома Пророка».
Для решения этих вопросов раз и навсегда Абу Бакр, Умар и известный Сподвижник по имени Абу Убайда встретились с группой лидеров ансаров для проведения традиционного племенного совета шура (по сути, трое мужчин «ворвались без приглашения» на этот совет, который уже проходил среди ансаров). И хотя огромное количество чернил было пролито для описания этой исторической встречи, до сих пор остается неясным, кто на ней присутствовал и что там точно произошло. Единственное, в чем уверены исследователи: на этой встрече Абу Бакр, поддерживаемый Умаром и Абу Убайдой, был выбран следующим лидером мусульманской общины, и ему был дан меткий, но весьма расплывчатый по своей формулировке титул Халифат Расул Аллах, «Преемник Посланника Бога», или халиф.
