Абу Бакр запомнился еще одним решением, которое он принял на посту халифа. Заявив однажды, что он слышал от Мухаммада, как тот сказал: «Мы [Пророки] не имеем наследников. Все, что мы оставляем, – это милостыня», халиф лишил Али и Фатиму имущества, унаследованного от Мухаммада. Отныне семья Пророка кормилась и одевалась только за счет милостыни, предоставляемой общиной. Принимая во внимание, что никакого другого свидетельства этому изречению Мухаммада не было, это невиданное решение. Еще более сомнительным оно представляется потому, что Абу Бакр щедро одарил жен Мухаммада, отдав им дом их супруга как перешедший по наследству. Он даже собственной дочери Аише передал кое-что из имущества в Медине, в прошлом принадлежащего Мухаммаду.
Действия Абу Бакра часто интерпретируются как попытка ослабить Бану Хашим и лишить ахл аль-байт их привилегированного статуса родственников Мухаммада. Но также представляется вероятным, что, обеспечивая жен Мухаммада и утверждая, что их чистота останется нерушимой, Абу Бакр тем самым демонстрировал общине, что именно Аиша и все остальные «матери правоверных» были настоящими наследниками Пророка.
Али был ошеломлен решением Абу Бакра, но он принял свою судьбу безропотно. Фатима, напротив, была безутешна. За несколько месяцев она потеряла отца, свое наследство и средства к существованию. Она никогда более не разговаривала с Абу Бакром, а когда она умерла спустя совсем короткое время, Али тихо похоронил ее ночью, не беспокоя халифа сообщением о ее кончине.
Ученые спорят о наличии и других причин, которые побудили Абу Бакра принять решение лишить Али наследства, а клан Мухаммада – власти. Действительно, в течение своего недолгого правления Абу Бакр, казалось, делал все, чтобы предотвратить рост авторитета Али в умме, во многом потому, что был убежден: духовная и светская власть не должны оставаться в руках одного клана, чтобы не превратиться в неделимое целое. Но сказать, что между Абу Бакром и Али не существовало никакой личной вражды, было бы неправдой. Даже когда Мухаммад был жив, между двумя мужчинами были значительные трения, о чем свидетельствует печально известная «история с ожерельем».
Как гласит легенда, возвращаясь из рейда на Бану аль-Мусталик, Аиша, которая почти всегда следовала за Мухаммадом независимо от того, отправлялся ли он в бой или на заключение договора, неожиданно отстала в одном из палаточных лагерей. Она ускользнула, чтобы справить нужду, и при этом потеряла ожерелье, подаренное ей Мухаммадом. Пока она искала его, караван ушел, и никто не заметил ее отсутствия до следующего утра. Когда мужчины неистово спорили, пытаясь выяснить, что предпринять в связи с потерей любимой жены Мухаммада, в лагерь внезапно вошел верблюд, везя на себе Аишу и красивого молодого араба (ее друга детства) по имени Сафван ибн аль-Муатталь.
Сафван столкнулся с Аишей в пустыне и, несмотря на то что ее лицо было закрыто (недавно был явлен стих о хиджабе), он сразу ее узнал. «Что явилось причиной того, что ты отстала?» – спросил он.
Аиша не ответила, она бы не сняла хиджаб.
Сафван понял, с чем связано ее замешательство, но не собирался бросать жену Мухаммада в пустыне. Он подъехал к ней и протянул руку. «Взбирайся! – сказал он. – И пусть Господь помилует тебя». Аиша колебалась мгновение, а затем взобралась на верблюда. Вдвоем они мчались, чтобы догнать караван, но до утра не добрались и до следующего палаточного лагеря. Вид жены Мухаммада в хиджабе, прильнувшей к Сафвану верхом на верблюде, породил волну слухов по всей Медине. Когда эта история впервые достигла Мухаммада, он отреагировал неопределенно. Он не верил в то, что что-то могло произойти между Аишей и Сафваном, но скандал назревал серьезный. Его враги уже сочинили несколько восхитительно непристойных стихов об этом событии. Дни шли, а Мухаммад становился все более холодным и отрешенным по отношению к жене. Когда он попросил ее покаяться Богу, чтобы этот случай был прощен, Аиша впала в ярость. «Клянусь Богом, – сказала она, – я никогда не буду раскаиваться перед Ним за то, о чем ты говоришь». Обиженная и непримиримая, она выбежала из дома Мухаммада и отправилась к своей матери.
Отсутствие любимой жены мучило Мухаммада. Однажды он стоял среди народа и, явно расстроенный, вопрошал: «Почему некоторые люди причиняют мне боль, затрагивая членов моей семьи и произнося ложь о них?»
Хотя большинство его советников были уверены в виновности Аиши, они перекрикивали друг друга, пытаясь превзойти в воздаянии похвалы ее целомудрию. «Мы не знаем ничего, кроме хорошего о [ваших женах]», – заявляли они. Только Али оставался непреклонным, полагая, что независимо от того, виновна Аиша или нет, этот скандал нанес достаточный вред репутации Мухаммада, чтобы привести к разводу. Можно себе представить, насколько этот совет разгневал отца Аиши Абу Бакра.
Наконец Мухаммад получил откровение, освобождающее Аишу от обвинений в прелюбодеянии. Переполненный радостью, он бросился к жене, закричав: «Радуйся, Аиша! Господь явил твою невиновность!»
Аиша, которая, как свидетельствуют предания, была единственным человеком, который мог уйти от разговоров с Мухаммадом, ответила: «Слава Богу и твоей вине!» Тем не менее она была оправдана, а дело забыто. Но ни Аиша, ни Абу Бакр так никогда и не простили Али.
Раздор между двумя мужчинами разросся еще больше, когда, не советуясь ни с кем, Абу Бакр единолично решил назначить Умара своим преемником без созыва шуры. Есть только одно правдоподобное объяснение такому поступку Абу Бакра: шура бы, несомненно, подняла вопрос о правах семьи Пророка. Действительно, шура могла бы назначить наследником Али, который за последние два года стал невероятно популярным. Поддержка, которую он уже получил от ряда влиятельных кланов Сподвижников, могла бы привести неприсоединившиеся кланы к мысли об утверждении его кандидатуры. Разумеется, личные интересы аристократии из числа курайшитов в поддержании статуса-кво не способствовали принятию решения в пользу Али. Но если бы дело дошло до борьбы между чрезвычайно популярным Али и вспыльчивым, жестким женоненавистником Умаром, последний не был бы так уверен в своей победе. Во избежание такого результата Абу Бакр проигнорировал племенную традицию и прецедент в мусульманском праве и просто сам избрал Умара, хотя опять-таки кандидатура нового халифа должна была быть одобрена консенсусом в общине.
На позиции халифа Умар был именно тем, кем, как считал Мухаммад, он и должен быть, – блестящим и энергичным лидером. Высокий, мускулистый и абсолютно лысый Умар имел гордую осанку и устрашающий вид, и когда он шел, то «возвышался над людьми, словно был на коне». Воин сердцем, он поддерживал светскость халифата, но подчеркивал свою роль как военного лидера, приняв титул амир аль-муминин, «повелитель правоверных». Его превосходные навыки ведения боя привели к поражению византийской армии на юге Сирии в 634 г. и взятию Дамаска год спустя. С помощью угнетаемой еврейской общины Сирии, которую он освободил от византийского контроля, Умар разгромил иранские силы в битве при Кадисии на пути к покорению Сасанидской империи. Египет и Ливия быстро пали под натиском армии Умара, равно как и Иерусалим – венец достижений его военных кампаний.
