На протяжении более тридцати лет Исламская Республика Иран боролась за то, чтобы совместить народный и божественный суверенитет в попытке построить исламское государство, преданное принципам плюрализма, либерализма и прав человека, хотя и основанным на явно исламских нравственных порядках. Это сложная и до сих пор не увенчавшаяся удачей попытка, которая была сорвана и вмешательством внешних сил, и коррупцией, и неумелостью самих религиозных и политических властей страны. Будет ли иранский эксперимент в конечном итоге удачным, покажет время. Однако с тех пор, как Пророк попытался построить новый тип общества в Медине, история не знает более значительного эксперимента в области национального строительства.
Разумеется, Иран – это особый случай. Иранский идеал ислама явно шиитского толка, а с момента создания шиизма как политического движения, целью которого было вернуть власть в халифате семье Пророка, до становления шиитов как отдельной религиозной секты в исламе со своими особыми убеждениями и практиками они всегда следовали собственному пути.
7. По следам мучеников
От шиизма к хомейнизму
Ранним утром на десятый день исламского месяца Мухаррам в шестьдесят первом году после хиджры (10 октября 680 г.) Хусейн ибн Али, внук Пророка Мухаммада и de facto
[22] глава шиату Али, в последний раз выходит из своей палатки, чтобы взглянуть на многочисленную сирийскую армию, которая окружает его лагерь, пробираясь через обширную высушенную территорию Кербелы. Эти солдаты Омейядского халифа Язида I получили приказ отправиться из Дамаска несколько недель назад, чтобы перехватить Хусейна и его людей прежде, чем они смогут добраться до города Куфа, где назревает бунт, участники которого ждут их прибытия.
В течение десяти дней сирийские войска осаждали отряд Хусейна при Кербеле. Сначала они пытались штурмовать лагерь, желая обратить в бегство кавалерию. Но, ожидая нападения, Хусейн расположил свои палатки вдоль цепи холмов, защитив тыл, затем он вырыл полукруглую траншею, опоясывающую лагерь с трех сторон, наполнил ее древесиной и поджег. Собрав своих людей в центре этого огненного полумесяца, Хусейн приказал им встать на колени и, сомкнув плотно ряды, направить копья так, чтобы приблизившаяся конница неприятеля была вынуждена из-за пламени втиснуться туда, где их ждала ловушка.
Эта простая стратегия позволила малочисленным силам Хусейна отражать натиск тридцати тысяч солдат халифа в течение шести долгих дней. Но на седьмой день сирийская армия изменила тактику. Вместо того чтобы пытаться снова штурмовать лагерь, они придвинули свои ряды и блокировали берега Евфрата, таким образом преградив Хусейну доступ к воде.
Теперь время битвы подошло к концу. Сидя верхом на своих лошадях, солдаты халифа не двигаются к Хусейну. Их мечи в ножнах, их луки со стрелами за плечами.
Прошло три дня с того момента, как вода перестала достигать лагеря Хусейна; те немногие, кто не погиб в сражении, теперь медленно и мучительно умирали от жажды. Земля усеяна телами, среди которых восемнадцатилетний сын Хусейна Али Акбар и его четырнадцатилетний племянник Касим – сын его старшего брата Хасана. Из семидесяти двух соратников, которые должны были прийти с Хусейном из Медины в Куфу, чтобы поднять армию против Язида, остались только женщины, несколько детей и один мужчина – единственный выживший сын Хусейна Али, но и он лежит в женской палатке, находясь на грани смерти. Все остальные погребены там, где пали; их тела завернуты в саван, положение голов указывает направление на Мекку. Ветер тревожит неглубокие могилы, разнося зловоние гниения по унылой равнине.
Одинокий, измученный и тяжело раненный Хусейн падает у входа в свою палатку: наконечник стрелы глубоко пронзил его руку, серьезная рана и на его щеке. Во рту у него пересохло, голова кружится от потери крови. Вытирая пот с глаз, он опускает голову и старается не замечать вопли женщин в соседней палатке: они только что похоронили младенца, который был убит стрелой в шею, когда Хусейн поднял его на руках на холме, умоляя сирийские войска о воде. Их страдание пронзает его глубже, чем любая стрела, но оно также и усиливает его решимость. Теперь ничего не остается, кроме как завершить то, ради чего он покинул Медину. Он должен собрать все оставшиеся силы, чтобы подняться с земли. Он должен встать и бороться против несправедливости и тирании халифа, даже если для этого придется принести в жертву собственную жизнь. Особенно если придется принести в жертву собственную жизнь.
Вставая на ноги, он поднимает окровавленные руки к небу и молится: «Мы за Бога, и к Богу мы вернемся».
С Кораном в одной руке и с мечом в другой Хусейн взбирается на коня и направляет его на баррикаду солдат, стоящих всего в нескольких сотнях метров от него. Подхлестнув жеребца ударами ног под ребра, он свирепо бросается на врага, размахивая мечом влево и вправо и непрестанно крича: «Вы видите, как сражается сын Фатимы? Вы видите, как сражается сын Али? Вы видите, как сражается Бану Хашим, несмотря на три дня без еды и воды?»
Один за другим сирийские всадники гибнут под взмахами его меча до тех пор, пока генерал Шимр не приказывает солдатам перегруппироваться и окружить Хусейна со всех сторон. Стремительный удар копья сбивает его с коня. На земле он закрывает голову руками, извиваясь от боли, пока лошади топчут его тело. Сестра Хусейна Зейнаб бросается из палатки к нему на помощь. Но Хусейн призывает ее оставаться на месте и не двигаться. «Вернись в палатку, сестра! – кричит он. – Я уже уничтожен».
Наконец Шимр отдает приказ сирийской коннице отступить. Солдаты окружают выживших в лагере Хусейна, генерал спешивается с лошади и встает перед истерзанным и избитым Хусейном. «Кайся, – приказывает Шимр. – Пришло время перерезать тебе горло».
Хусейн переворачивается на спину, чтобы видеть своего палача. «Прости, о милостивый Господь, грехи народа моего деда, – рыдает он, – и щедро одари меня ключами к сокровищу твоего заступничества…»
Не дав внуку Пророка закончить молитву, Шимр заносит над ним свой меч и, рассекая воздух быстрым ударом, отрубает Хусейну голову. Он поднимает ее на копье, намереваясь отвезти в Дамаск, чтобы представить этот трофей на золотом подносе халифу Омейядов.
После убийства Али в 661 г. остатки шиату Али в Куфе избрали его старшего сына Хасана наследником на посту халифа. Но Куфа находилась вдали от остальных городов, словно осколок, и немногочисленные сторонники Али были рассеяны по разным местам. Когда Муавия уже объявил себя халифом Иерусалима, а гегемония Дамаска простиралась даже за пределы мусульманских земель, не было никакой возможности для союзников Хасана конкурировать с сирийской армией за контроль над мусульманской общиной.
И все же, пусть и малочисленное, движение шиату Али все еще сохраняло свое влияние, особенно среди иранцев – выходцев из бывшей Сасанидской империи, которые видели в ахл аль-байте альтернативу господству этнических арабов из династии Омейядов, – а также среди населения Мекки и Медины, где память о Пророке была свежа в сознании тех, кто, независимо от политической принадлежности, не мог не признавать общие черты с Мухаммадом, отпечатанные на лицах Хасана и Хусейна. Поэтому, когда Хасан предложил примирение, выступив с инициативой о временном прекращении огня, Муавия быстро это предложение принял.
