Центром суфийского ордена был духовный учитель, который вышел из уммы, чтобы продолжить путь самоочищения и внутреннего просветления. Прозванные шейхами на арабском языке и пирами на персидском (в обоих случаях это означает «старейшина»), суфийские наставники сами были учениками более ранних легендарных мастеров, чьи несистематизированные учения перешли к ним для передачи новому поколению. По мере того как каждый ученик достигал уровня духовной зрелости, он становился ответственным за передачу слов учителя уже своим ученикам и т. д. Таким образом, легко понять, почему суфизм представляет собой эклектичный рецепт, ингредиенты которого собраны из разных источников в течение длительного периода времени. Конечно, как учит суфийский мастер Шейх Фадхлалла Хаери, «существует большая разница между простым собиранием рецептов и настоящим приготовлением и потреблением».
Подобно шиизму, суфизм начинался как реакционное движение против имперского ислама мусульманских династий и жесткого формализма исламского «ортодоксального» ученого класса, улемов. И шииты и суфии активно использовали тавиль, чтобы открыть тайный смысл Корана, обе группы сосредоточили свою духовную деятельность на преданности Пророку и развивали культ личности вокруг святых – будь то имамы или пиры.
Но в то время как шииты и суфии существовали в одном духовном измерении и, безусловно, оказывали влияние друг на друга, суфизм представлял собой редкое движение в исламе, по своей природе противоречащее разуму и посвященное исключительно эзотеризму и преданному служению. Кроме того, в отличие от шиитов суфии не проявляли интерес к политической власти. Хотя в конечном итоге они стали частью политической сферы, особенно на Индийском субконтиненте, суфийские пиры поначалу воздерживались от любых форм светской власти и полностью дистанцировались от политической и теологической борьбы, которая была характерна для мусульманской общины в период ее формирования. Вместо этого суфии стремились к аскетизму и отрешенности от уммы и ее мирских атрибутов, ведя простую и бедную жизнь. «Если вы не можете изменить царей, – утверждали суфии, – тогда измените себя».
В своих ритуалах и практиках суфии добивались уничтожения эго. И хотя эта цель, возможно, общая для всех мистических движений, есть несколько важных различий между суфизмом и традиционными идеалами мистицизма.
Во-первых, в исламе существует строгий принцип антимонашества, который пронизывает все аспекты жизни верующего. Проще говоря, ислам – это общинная религия. Она не приемлет радикальный и затворнический индивидуализм. Можно утверждать, что мусульманин, который отвергает умму, подобен римскому католику, отрицающему Апостольскую церковь: оба сознательно отделяют себя от источника своего спасения. Хотя большинство суфийских учителей дистанцировались от общества, они не были монахами, а их ученики были ремесленниками, аптекарями и купцами. Как писал истинный суфий Шейх Хаери, «не отделяйте внутреннее от внешнего», ибо, когда вы «начинаете очищать свое внутреннее “я”, вы в конечном итоге сосредоточиваетесь на внешнем и на жизни общества».
Во-вторых, Коран трактует безбрачие – еще одну распространенную традицию в мистицизме – как противление завету Бога «плодиться и размножаться». Значительная часть откровения посвящена укреплению и сохранению семьи, которая в исламе считается моделью для уммы и микрокосмом всего сущего. Коран неоднократно приравнивает сыновнюю преданность к верности Богу (2:83, 4:36, 6:151, 31:14). Поэтому, хотя известны несколько примечательных случаев безбрачия среди суфиев – прославившаяся красотой знаменитая Рабия из Басры отвергла всех женихов, чтобы полностью посвятить себя Богу, – такая практика не стала широко распространенной в суфизме.
Но пожалуй, самое важное различие между суфизмом и традиционным религиозным мистицизмом состоит в том, что последний имеет тенденцию оставаться тесно связанным со своей «родительской» религией, в то время как суфизм, хотя и зародился в исламе, рассматривает его как оболочку, которую нужно отбросить, чтобы испытать непосредственное познание Бога. Иными словами, официальный ислам служит прелюдией к суфизму, а не его лейтмотивом. Ислам, как и все религии, может только претендовать на то, чтобы указать человечеству на Бога, тогда как цель суфизма – подтолкнуть человечество к Богу.
Это не означает, что суфизм отвергает ислам и его религиозные и юридические требования. Несмотря на порой жестокие обвинения со стороны шиитов и суннитов в обратном, суфии – мусульмане. Они молятся как мусульмане. Они совершают богослужения как мусульмане. Они используют мусульманские символы и метафоры и следуют мусульманским вероучениям и ритуалам. Вот слова Мухаммада аш-Шазили, уважаемого суфийского шейха ордена Рифайа в Иерусалиме: «Если вы хотите пройти… путем Пророка, вы должны быть настоящим мусульманином… тем, кто отдает своему Богу все, чтобы быть Его рабом».
Вышесказанное означает, что суфии рассматривают ортодоксию, все традиционные учения, право, теологию и пять столпов как не соответствующие достижению истинного познания Бога. Даже Коран, который суфии уважают как прямую речь Бога, не способен пролить свет на его сущность. Как утверждал один суфийский учитель, зачем тратить время на чтение любовного письма (под которым он подразумевает Коран) в присутствии Возлюбленного, который его написал?
Равно как все путешествия должны иметь начало, так и суфийский путь только начинается с «внешней оболочки» – ислама. По мере того как суфий переходит от одного этапа к другому на пути к «самоуничтожению» и достижению единства с Божественным, эта оболочка должна быть постепенно сброшена, поскольку, как сказал Меджнун, «только то, что скрыто под оболочкой, берется в расчет». Суфии считают, что разум и богословие, вероучение и ритуал, закон и его заповеди – все это должно быть заменено в душе просвещенного человека высшей добродетелью – любовью.
Неудивительно, что большинство мусульман исконно относились к суфизму с подозрением. Суфийское утверждение о том, что человеческий разум не может познать Божественное, что такое знание может быть получено только из интуитивного восприятия конечной реальности, естественно, привело в ярость представителей религиозной власти. Не способствовало примирению и то, что суфии отвергли шариат как непригодный инструмент для их поиска тайного знания внутреннего мира. Как уже отмечалось, исламский закон сосредоточивается на внешней (захир) природе веры: то, что можно выразить количественно, может быть регулируемо. Внутреннюю же природу (батин) невозможно контролировать, и, следовательно, она представляет серьезную угрозу для религиозных властей. Хуже того, отделившись от мусульманской общины, суфии, похоже, создали свою умму, в которой пиры заменили улемов в качестве единственной религиозной власти.
Отвергая строгие правила шариата и их традиционные толкования, суфизм охотно поглощал всевозможные местные верования и обычаи и стал чрезвычайно популярен во всех уголках мусульманской империи. В Индии суфизм распространился подобно пламени, поскольку он бойко сочетал в себе антикастовые мусульманские ценности с традиционными индийскими обычаями, такими как контролируемое дыхание, сидячие позы и медитация. В Центральной Азии группа персидских суфиев разработала совершенно новый канон священного писания, характеризующийся богатым инструментарием поэзии, песен и суфийской литературы, которая в отличие от Корана была написана на народном языке и с легкостью распространилась по всей империи.
