Все прекрасно знали: не пройдёт. Ни к утру, ни через день. У аптекаря Судзуму есть отличная мазь от ушибов. Мне в детстве покупали, когда я с крыши навернулся. Раз-два, и всё как рукой снимет! Вот бы её сейчас отцу…
Мать побежала за тряпками. О-Сузу рвала листья подорожника, растущего под забором, жевала их и сплевывала в глиняную плошку. Остро пахнущей кашицей служанка намеревалась облепить хозяину суставы, чтобы снять отёчность. Я умчался к колодцу, а когда вернулся с полным ведром, в ворота постучали.
– Кто там?! – рявкнул с крыльца отец.
– Это я, Хидео-сан! Нисимура Керо!
Отец кивнул, и я открыл ворота толстяку-стражнику.
– Как вы, Хидео-сан?
Нисимура приблизился к отцу. Тому, похоже, было неловко. Облепив колено жеваным подорожником, О-Сузу накладывала отцу повязки: по ступенькам растекалась лужица воды.
– Я в порядке.
– Мы тут это… Скинулись, в общем.
– Кто? Зачем?!
– Я, Наоки, Мэнэбу. Остальные тоже. Вам на лечение.
Мешочек из грубой холстины был туго перетянут шнурком. Толстяк отцепил его от пояса, положил рядом с отцом.
– Очень признателен, – отец смотрел в землю – Я не заслуживаю вашего беспокойства. Ссадины пустяковые, заживут и так.
– Не обижайте нас отказом! Мы от чистого сердца! Если бы не вы…
Я навострил уши, но отец прервал Нисимуру:
– Тысяча благодарностей, Керо-сан! Кланяйтесь от меня всем, кто помнит про скромного Хидео. Это счастье – иметь таких друзей!
– Я передам! Я непременно передам! Поправляйтесь…
Отдав деньги, Нисимура почувствовал себя лишним.
– Отец, я бегу в аптеку! – закричал я, едва толстяк вышел за ворота. – Помните ту чудодейственную мазь? Мои ушибы сразу прошли! Вам она тоже поможет!
После некоторых колебаний отец бросил мне мешочек. Я поймал его на лету: тяжелый! Отлично, хватит на всё.
Я припустил со двора.
– Стой!
Я замер в воротах.
– Принеси бумагу, тушь и кисть. Я напишу, что нужно купить. Знаю я этого Судзуму! Всучит, мошенник, что подороже…
Пока я бегал за письменными принадлежностями, отец пристроил на здоровом колене кипарисовую дощечку, поданную матерью. К счастью, правая его рука не пострадала. Кисть нырнула в тушечницу, вспорхнула над листом дешевой рисовой бумаги, выводя иероглиф за иероглифом. Писал отец быстро, практически не отрывая кисть от бумаги.
– Вот, держи. Ничего сверх списка не бери, понял?
Маленький я, что ли? Вот возьму и обижусь.
– Да, отец.
Глава пятая
ГРОМ И МОЛНИЯ
1
Допрос стражника Икэды, проведенный Ясуо Хасимото, начальником городской стражи, в присутствии писца
(продолжение)
– Старшина караула остановил ронина. Позже Хидео-сан сказал нам, что у него возникли подозрения.
– Подозрения? На каких основаниях?
– Старшине показалось, что этот ронин нарочно затесался в толпу паломников. Он хотел пройти без досмотра, предположил Хидео-сан. Рассчитывал, что мы сочтем его самураем или паломником, уже прошедшим проверку.
– У ронина была подорожная?
– Да.
– Вы ее видели?
– Да. Мы все ее видели.
– Грамота была в порядке?
– На первый взгляд, да. Но, полагаю, Хидео-сан уже тогда что-то заподозрил. Он оставил грамоту у себя и велел ронину зайти в помещение для личного досмотра. Потом, когда все закончилось, Хидео-сан сказал мне, что некоторые иероглифы были подчищены и написаны заново. Это была краденая грамота, она принадлежала другому человеку.
– Что произошло после?
– Ронин выхватил меч и бросился на нас.
– Он носил меч? Вместо плетей?
– Да, тяжелый деревянный меч. Наверное, дубовый. Таким легко расколоть кому-нибудь череп.
– Я знаю. Поэтому их носят только опытные бойцы.
– Да, очень опытные. Иначе можно убить противника, и тогда: фуккацу! Надо быть сумасшедшим, чтобы размахивать дубовым мечом, не имея к этому таланта. Но этот ронин и был сумасшедшим. Мы сразу решили, что он сошел с ума.
– Почему?
– Мы били его палками и плетьми. Загоняли на обочину, к деревьям. А он кидался на нас, как бык. Размахивал своим мечом и кидался как бык.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, как бык. Головой вперед. Казалось, он хочет нас забодать.
– Продолжайте.
– Мы теснили его на обочину, но старшина приказал нам отступить. Прекратить, велел Хидео-сан. Тех, кто в горячке не услышал его, он оттаскивал собственноручно.
– Торюмон Хидео велел вам прекратить схватку?
– Да.
– Вы не сочли этот приказ удивительным?
– Удивительным? Я счел его преступным! Отступить перед очевидным злоумышленником?! Я был среди тех, кого Хидео-сан оттащил прочь.
– Так вы не услышали приказа – или не хотели его исполнять?
– Ой, это я зря. А как лучше, господин?
– Неважно. Что случилось потом?
– Когда мы отступили?
– Да.
– Хидео-сан взял боевой ухват.
* * *
Писец заинтересовался.
Кисть исправно выводила столбики иероглифов, но писец весь превратился в слух. Боевой ухват? Рогатый наконечник, по форме схожий с огромной подковой. Древко длиной в семь сяку
[23]. На древке – острые шипы, чтобы преступник не хватался за него.
Тяжелая, громоздкая штуковина.
Сам писец никогда в жизни не орудовал боевым ухватом, и не потому что случая не представилось. В арсенале стражи на почтовых станциях ухваты имелись, но скорее из-за традиции, чем для реального применения. Ухватами чаще пользовалась городская полиция. Если требовалось утихомирить и задержать буяна, его загоняли к забору или стене дома – и пришпиливали ухватом за шею, не давая сойти с места. Древко удерживал либо один силач, либо двое напарников, а остальные хватали добычу, скручивали руки и вязали буяна веревками.
Старшина караула отдал приказ отступить? Не трогать преступника?! Об этом следовало доложить кому следует. Но при чём здесь ухват?! На дороге нет стен и заборов, куда можно было бы пришпилить сумасшедшего ронина. Чего добивался подозрительный старшина? И ещё…
«Он кидался на нас, как бык. Казалось, он хочет нас забодать.»
