– Я чудесно понял, о чём речь. Да, эту мазь я бы и сам посоветовал. Что ещё?
– Смесь горных трав для припарок. Отец сказал, такая есть только у вас.
– Да уж! Только у меня!
Судзуму был доволен. Широким жестом он указал на потолок, где, подвешенные к балкам, висели десятки мешочков с травяными сборами:
– Только у меня! Это семейный рецепт, мы храним его в строгой тайне. Я напишу, как правильно заваривать травы. Что-то ещё?
– Лекарство с женьшенем, которое вы прописали моей бабушке.
– Лекарство Мизуки-сан? При ушибах?!
– Да.
– Говорите, локоть и колено? А по голове тот разбойник вашего отца не бил?!
– Разбойник? Какой разбойник?!
– Рэйден-сан, помилуйте! Вы что же, ничего не знаете?
– Отец ничего не рассказывал. А что случилось?
– Ваш отец задержал сегодня опасного преступника! Сражался с ним и победил! Об этом шумит весь город. Я сам видел, как разбойника вели в тюрьму мимо моей аптеки. Ну и громила! Ваш отец и другой стражник сопровождали его на лошадях. Потом прибежал мой помощник Йори – я посылал его на рынок – и рассказал, что случилось.
Со всей страстью молодости я жалел, что в аптеке нет Теруко-тян. Ушла к резчикам амулетов? Вот ведь незадача! Конечно, подвиги отца – не подвиги сына. Но хотя бы свой отблеск они на меня бросают? Озаряют светом?! Вне сомнений, да. Прекрасная дочь аптекаря сразу поняла бы, что вишенка от вишни недалеко катится. Она умная, ей долго объяснять не надо.
– Ваш отец – воплощенный герой древности! Передайте ему моё восхищение. Но, боюсь, победа далась ему дорогой ценой…
– Если вы про голову, то голова у отца цела. Он в ясном уме.
– И просит лекарство бабушки Мизуки?
– Да.
– Я, уважаемый Рэйден-сан, потомственный аптекарь в шестом поколении. У меня есть разрешение на торговлю от городских властей. За это разрешение я плачу в казну немалую пошлину. Меня каждый год проверяют, но ещё ни разу – слышите? Ни разу! – мое искусство врачевания не подвергалось сомнению. Я спрашиваю вас в последний раз: ваш отец, пострадавший от разбойника, просит лекарство, которое я прописал его матери?
– Вы совершенно правы.
– Но зачем?
– Чтобы выздороветь.
Мрачней ночи, аптекарь уставился на меня, как филин на мышь. Не произнеся ни слова, мы играли в гляделки – кто кого перемолчит да пересмотрит. Я выиграл. Господин Судзуму отвернулся, втянул затылок в плечи.
– Хорошо, – он даже стал меньше ростом. – Какое моё дело, в конце концов? Если Хидео-сан сошел с ума от побоев…
– Припарки! – напомнил я. – И мазь!
– Припарки, – в голосе аптекаря звенело раздражение. – Мазь. И настойка с женьшенем, медвежьей желчью, маслом софо̀ры и сушеным мясом ужа. Ваш заказ обойдётся недёшево. Надеюсь, у вас есть деньги, Рэйден-сан?
– Вы сама любезность, Судзуму-сан!
Мешочек глухо звякнул, когда я подбросил его на ладони.
С вершины шкафа на меня смотрел зверь Хакутаку, шестирогий и девятиглазый. То, что он был вырезан из зелёного нефрита, не мешало Хакутаку понимать человеческую речь и гнать прочь злых духов, насылающих на людей всяческие болезни. Судя по выражению его морды, Хакутаку был не прочь изгнать и меня за компанию.
3
«На чем держится очарование?»
Старого монаха я нашел на кладбище за храмом.
Стоя на коленях, Иссэн возжигал курения. Послушников рядом с ним не было, но я видел, что они потрудились на славу. Камень на могиле, где покоился прах бабушки Мизуки, был установлен, укреплен и обтесан как следует. На вершину камня приклеили деревянную табличку с каймё – посмертным именем бабушки. Имя монах составил сам, используя редкие, вышедшие из употребления иероглифы.
Зачем тревожить душу покойницы, произнося вслух её настоящее имя? А так произноси, не произноси, хоть язык до корней сотри – душа останется бесстрастна. Что же до каймё, произнести его где-то ещё, кроме поминальных обрядов, считалось дурной приметой.
– Страдания, источника, пути, пресечения пути – нет…
Какой же он маленький, подумал я о настоятеле. Это не привело к следующей, на вид вполне здравой мысли: «Какой же я большой!» Находясь рядом с Иссэном, я никогда не чувствовал себя большим.
– Нет познания, нет достижения, нет недостижения…
Я опустился на колени позади монаха.
– Она жива? – тихо спросил я.
Разумеется, я говорил не о бабушке.
Вместо ответа Иссэн свистнул. Из кустов вывернулась кудлатая собачонка и радостно тявкнула при виде меня. Знала, пройдоха: дружище Рэйден всегда захватит с собой что-нибудь вкусненькое. Разве у монахов, отказавшихся от мясной пищи, разживёшься лакомством?!
Хвост собачонки мотался из стороны в сторону: вот-вот оторвётся.
– Живая! – обрадовался я. – Хвала небесам!
– И весьма бодрая, – добавил Иссэн. – Я бы сказал, чрезмерно.
– Мики! Иди ко мне, красотка!
Собака облизала мне всё лицо.
– Наставник! Вы давали ей то, что я принёс вчера?
– Вчера на ужин она получила хорошую порцию. И сегодня на завтрак – тоже.
– Я боялся, что она сдохнет.
– Я тоже. Но, как видишь, совсем даже наоборот – Мики брызжет энергией.
– Это хорошо? Ведь правда, это хорошо?
– Для Мики – хорошо.
Завтрак? Дело близилось к ужину. Сбежать из дома я сумел лишь тогда, когда отец, утомленный побоями и лечением, заснул. Во сне он храпел, замолкал, опять начинал храпеть, вздрагивал, что-то бормоча – короче, меньше всего походил на героя древности. Мать утонула в домашних хлопотах, О-Сузу штопала прохудившуюся одежду – тут-то я и выскользнул на улицу, рванув со всех ног в гору, к храму.
Небо затянули облака, кучерявые как листья салата. Временами срывался дождь, но быстро затихал, уходил в сторону моря. Жара спа̀ла, но я всё равно вспотел: от бега – и от возбуждения.
Что ждет меня в Вакаикуса?!
– Я принёс вам лекарство, наставник. Обещал и принёс.
– Благодарю, Рэйден-сан.
Иссэн принял из моих рук настойку с женьшенем. Ну да, медвежья желчь, мясо ужа – помню, как же! Открыв флакон, настоятель принюхался, потом отпил капельку. Спустя минуту он сделал глоток побольше.
– Совсем другое дело, – произнёс он. – Совсем другое.
– Как вы, наставник?
– Я? Чудесно. А ты? Как ты, юный упрямец?
Я не нашелся, что ответить.
– Знаешь ли ты, на чем держится очарование? – спросил Иссэн.
