Уперев ладони в пол, я низко поклонился.
Самурай на ходу кивнул мне, быстрым шагом пересёк приёмную и раздвинул двери в апартаменты господина Сэки. Даже не постучал, не назвался! Я вжал голову в плечи, ожидая худшего. Вот сейчас грянет гневный рык хозяина кабинета, и нахал опрометью выбежит прочь – если не вылетит кубарем, подгоняемый плетью. Нет, дверь встала на место, а из кабинета донеслось эхо спокойной беседы. Слов разобрать не удалось, но голос господина Сэки я узнал сразу. Второй голос тоже показался мне знакомым.
Двери открылись вновь.
– Доброе утро, Сэки-сан, – произнёс я, кланяясь. – Доброе утро, Фудо-сан. Ваше присутствие на экзамене – честь для меня.
Мужчины рассмеялись.
– Как вы меня узнали? – спросил архивариус.
– По голосу.
– Что, отсюда хорошо слышно?
Он пищал и сипел, как в подвале во время занятий. Притворялся? Нет, вряд ли. Должно быть, у него было повреждено горло.
– Плохо, – честно признался я. – Но мне хватило.
– Удивились?
– Да.
– Почему?
– Не сочтите оскорблением, но я думал: вы старый, седой. Высохший, кожа да кости.
– Вы огорчены своей ошибкой?
– Я рад, что ошибся!
– Чувства, – вмешался Сэки Осаму, – могут подвести человека. По отдельности слух, зрение, обоняние и осязание редко дают полную картину. Так же, как чужие рассказы. Слухи. Показания свидетелей. Три действия: проверяй, перепроверяй, сопоставляй. И только потом следует делать выводы.
– Я понял, Сэки-сан.
Я собой гордился – ну, самую чуточку. Гордиться сильнее не позволяло снедавшее меня беспокойство. Это не экзамен, это пустяк, проверка. Велика ли заслуга – опознать человека по голосу? Отказаться от образа, сложившегося до того?
– Следуйте за нами, младший дознаватель.
Куда? Зачем?
Проглотив вопросы, я вскочил с циновки.
* * *
Покидать правительственный квартал нам не пришлось. Выйдя из двора управы, Сэки и Фудо сразу свернули налево. По этой улице я ещё не ходил. Здесь тянулись глухие высокие заборы, больше похожие на крепостные стены. Над ними пламенели клёны, зеленели сосны и лиственницы – да изредка маячила верхушка крыши, чёрная или золочёная. Видимо, сюда выходили зады канцелярий и чиновничьих усадеб. Улица, мощёная гладкой брусчаткой, была чисто подметена и пустынна.
Во время недолгого путешествия нам никто не встретился.
Последняя по левую руку усадьба примыкала к квартальной стене. В ограде, на вид глухой, обнаружилась неприметная калитка. Тщательно закрашенная извёсткой, она сливалась с забором – сразу и не заметишь. Сэки Осаму постучал и что-то негромко сказал. Мгновением позже калитка бесшумно отворилась. Входя, я отметил толщину двери: добрых три суна
[35], клянусь!
Прочные дубовые брусья были стянуты железными полосами.
За дверью лежал двор, квадратный и пустой. Я впервые видел такой двор, ровный как поднос для посуды – если бы кому-то пришло в голову усесться здесь перекусить. Утоптанную землю от края и до края покрывал мелкий вулканический гравий. Тёмно-серый, почти чёрный, он громко хрустел. И резким, режущим глаз контрастом – снежная белизна здания, длинного и приземистого, в глубине двора.
Только два цвета: чёрный и белый. Строгие прямые линии. Никакой зелени. Никаких украшений. Ничего лишнего.
Казарма? Плац для строевых занятий?!
Впустившего нас привратника я толком не рассмотрел. С завидной прытью он пересёк двор и нырнул в казарму. Сэки и Фудо, напротив, не торопились. Мы едва успели миновать середину двора, когда из здания начали выходить люди.
Люди?!
Меня передёрнуло.
Накидки из грубой пеньковой холстины. Пояса – верёвки. Низко надвинутые капюшоны. Под капюшонами… Там клубилась серая мгла.
Безликие.
Каонай.
Бывшие люди.
Мои пальцы сжали рукоятку плети. Зачем эти здесь?! Зачем я здесь?!
С безучастным видом – впрочем, какой ещё вид может быть у тех, кто потерял лицо?! – каонай выстроились перед нами в шеренгу. Их было двенадцать. Кажется, двенадцать. Я считал безликих, желая успокоиться, и не мог. Сбивался со счёта.
Меня трясло, как в лихорадке.
Нормальный человек и одного каонай рядом с собой не потерпит. А тут целая дюжина! Кого угодно затрясёт от омерзения и гнева.
С опозданием я сообразил, что не успел вовремя замедлить шаг – и поравнялся с Сэки и Фудо, что было недопустимо в моём положении. Отступить? Нет, это только усугубит промах. Мы стояли в ряд – трое против двенадцати. Никогда бы не подумал, что старший дознаватель и архивариус могут быть похожи, как родные братья – равнодушие и бесстрастность во плоти.
Они не смотрели на меня. Не обращали внимания на мои промахи. Молчали, скучали, ждали. И это значило, что оба наблюдают за Торюмоном Рэйденом самым пристальным образом.
Экзамен!
Он начался, а я и не заметил. Вероятно, я его уже провалил.
Я сосредоточился на собственном дыхании, как учил настоятель Иссэн. Убрал руку с плети. Согнал прочь болезненную гримасу. Подумаешь, дюжина каонай! Гром и молния! Нашли, чем удивить!
Стоя перед шеренгой безликих, я изо всех сил пытался сохранить лицо.
– Прошу вас! Извольте взять…
Привратник вернулся, подбежал к нам.
– Вот, это для вас!
Он кланялся, как фарфоровый болванчик, предсказывающий землетрясения, и совал мне что-то в руки.
Я взял, как велели – и едва не уронил. Предмет, завёрнутый в чистую хлопковую ткань, оказался неожиданно тяжёлым.
– Разверните.
На меня уставились два выпученных белых глаза. Чёрные дыры зрачков. Губастый рот. Чешуя блестит надраенной медью. Кожаные ремешки.
Маска карпа.
Служебная маска карпа.
– Что я должен сделать?
Оказывается, я задал вопрос вслух.
– Вы должны сделать выбор, – сказал Сэки Осаму. – Выбирайте, младший дознаватель Рэйден.
Глава вторая
ПОЖАР В ХРАМЕ ХОННО-ДЗИ
1
«Записки на облаках», сделанные в разное время монахом Иссэном из Вакаикуса
…земля – не то место, где следует искать абсолютной чистоты.
Взывая к будде Амиде, настоятель Кэннё порезался мечом. Злой дух, запертый в клинке, возликовал; кровь, пролитая в момент сошествия Чистой Земли, запятнала её белизну. Новый кармический закон воссиял нам, но нашлись люди, которые вольно или невольно, ради чести или выгоды, ищут лазейки, стараясь этот закон обойти.
