– Желаете чаю?
– Благодарю, нет. Уверен, нам всем хотелось бы как можно быстрее разобраться в сложившейся ситуации. Дело не слишком приятное, следует покончить с ним.
Это не был ритуальный вежливый отказ, положенный при церемонии встречи гостя. Сэки Осаму говорил откровенно, с грубоватой прямотой, за что я был ему благодарен всем сердцем. Действительно, чем быстрее он разберётся с нашей бедой – тем лучше.
– Как вам будет угодно, Сэки-сан. Если вы передумаете – только скажите.
– Вы очень любезны. Итак, мне сообщили, что ваша жена публично объявила вам о подозрении на фуккацу. Она полагает, что имело место незарегистрированное перерождение, и в вашем теле находится другая личность.
– Так и было.
– Что именно?
– Жена объявила мне подозрение.
– Вы отрицаете перерождение?
– Отрицаю. Я – Торюмон Хидео, старшина караула…
Дознаватель остановил отца:
– Не сейчас, Хидео-сан. Будем придерживаться установленной процедуры. На предварительном этапе мне достаточно вашего отрицания. Ваша жена назвала причину, почему она заподозрила перерождение?
Отец замялся, прикусил губу.
– Я настаиваю на ответе, – дознаватель нахмурился. – Говорите!
– Нет, не назвала.
– Почему?
– Сказала, что стыдится. Она не назвала причину, но я догадываюсь.
Черты Сэки Осаму затвердели:
– Прошу вас, изложите свои догадки.
– Вы настаиваете?
– Да. В противном случае я уйду, а вас накажут за ложный вызов.
Отец покосился на сослуживцев, топтавшихся за его спиной. Нисимура понял намёк и поспешил отойти прочь, к дровяному навесу. Менее сообразительный Икэда замешкался, и Нисимура увлек его за собой. Отец глянул на меня. На отцовском лице отразилось сомнение.
Кажется, он гадал:
«Отослать сына к навесу? Объясниться с дознавателем с глазу на глаз? Или разрешить мальчику слушать?»
Пауза неприлично затягивалась. Не придя к однозначному решению, отец заговорил, понизив голос. Мне не терпелось узнать, что же произошло между отцом и матерью, и я остался стоять, где стоял. Отвернулся, делая вид, что разговор меня нисколько не интересует, и принялся ловить каждое слово, благо со слухом у меня всё было в порядке.
– Похоже, сегодня ночью я повёл себя не так, как ожидала моя жена.
– Продолжайте.
– У нас в семье траур…
– Кто умер? – быстро спросил дознаватель.
– Моя мать.
– Возраст вашей почтенной матери?
– Шестьдесят два года. Она долго болела, все могут подтвердить…
– Это лишнее. Примите мои соболезнования.
– Благодарю вас.
– Продолжайте.
– Я проснулся в час Тигра. Это недостойно мужчины, но я вспомнил мать, – отец помолчал, собираясь с силами. – Я расплакался. Мне очень стыдно, Сэки-сан. Я должен был держать себя в руках.
– Ваши слезы говорят о сыновней почтительности. Любой порядочный человек плачет, вспоминая умершую мать. Дальше!
– Жена проснулась. Она обняла меня, желая утешить, – отец встал ко мне спиной. – Я обнял её в ответ, и тут… Извините за такие подробности, но я вдруг ощутил желание. Я ничего не мог с собой поделать. Вероятно, жена заметила мое состояние. Простите, что рассказываю вам это…
– Вы правильно сделали, что отослали сослуживцев, Хидео-сан. Я – другое дело. Я обязан вас выслушать до конца, что бы вы ни сказали. Заверяю, ваш рассказ полностью в рамках приличий.
– Моя жена вырвалась. Она кричала: «Прочь! Не трогай меня! Ты не мой муж!» Я пытался её успокоить, но мне это не удалось. Да, мне не следовало так вести себя во время траура. У моей жены были причины укорить меня. Но я не ожидал…
Дознаватель кивнул:
– Благодарю вас за откровенность. Теперь мне нужно поговорить с вашей женой. Проводите меня к ней. После этого я приступлю к официальному дознанию.
2
«Два года не всходила луна…»
– Итак, заявительница – Хитоми из семьи Торюмон?
– Да, господин.
– Жена стражника Хидео?
– Да, господин.
– Под подозрением – ваш муж?
– Да, господин.
Дознание Сэки Осаму решил проводить в саду за домом: под открытым небом, подальше от досужих глаз и ушей. На площадке для занятий боевыми искусствами, расположенной неподалеку от беседки, хватило места всем. В свидетели, кроме сослуживцев отца, пригласили соседа – пожилого зеленщика Ацуши, надувшегося как пузырь от важности своей миссии.
Свидетельствовать по обвинению в фуккацу – не шутка! Будет о чем порассказать и внукам, и правнукам.
О-Сузу принесла из дома ворох старых циновок, расстелив их на площадке. У безликого слуги обнаружился коврик, свёрнутый в тугой рулон и заткнутый за пояс сзади. На него каонай и уселся, достав из потёртой сумки принадлежности для письма: кисти в деревянном футляре, походную тушечницу из красной меди, гладкую кипарисовую дощечку и стопку листов рисовой бумаги. Господин Сэки поручил ему вести протокол дознания. Похоже, в прошлой жизни, до того, как нарушить закон кармы в корыстных целях, безликий не только имел лицо и имя, но и был обучен грамоте.
Зябкая сырость сменилась влажной духотой. Армия туч взяла небо в осаду, не позволяя ни единому лучику солнца пробиться к земле, превратившейся в огромную баню. При малейшем движении мое тело покрывалось испариной. Лишь редкие порывы ветра приносили какое-то облегчение.
– Действия вашего уважаемого мужа показались вам необычными?
– Да.
– Почему, Хитоми-сан?
Я оценил деликатность господина Сэки.
Мать смущённо опустила взгляд, не в силах заставить себя взглянуть на собравшихся вокруг мужчин. В праздничном оливковом кимоно, расшитом белыми хризантемами, с тщательно уложенной причёской и лицом, выбеленным рисовой пудрой, смешанной с соком камелии, мать легко сошла бы за безмятежную хозяйку дома, радушно принимающую важных гостей. Увы, ее выдавала дрожь рук, взгляд, опущенный в землю, и голос, подобный тихому журчанию ручья.
Я видел: мать едва держится, чтобы не разразиться горестными рыданиями.
– Мой муж очень любил свою матушку. Когда она умерла, он был сам не свой. А тут… Не прошло и пяти дней! До того он…
Мать замолчала.
– До того? – старший дознаватель вздёрнул бровь. – Что вы имеете в виду?
– Два года не всходила луна над ущельем в горах, – шёпот матери был едва слышен. – Лишь в скорбный час она явилась вновь…
