Ударная волна докатилась до командного пункта за сорок секунд. Вслед за ней подоспел звук. Он напоминал отдаленный гром и несколько секунд перекатывался по ближним холмам, создавая ощущение надвигающейся грозы. Грохот был слышен за сотни миль вокруг, а вспышку видели с вдвое большего расстояния. Взрыв превратил в пыль стальную вышку, на которой была установлена бомба, оставив кратер диаметром почти в полмили. Железную трубу на бетонной подошве высотой пять метров, расположенную за полкилометра от взрыва, тоже как корова языком слизнула.
На командном пункте воцарилось молчание. Предшествовавшая испытаниям нервозность сменилась благоговейным трепетом. И неопределенной тревогой.
Словно выходя из транса, члены группы начали озираться вокруг, не зная, что делать дальше. Одни пожимали руки и поздравляли друг друга, другие смеялись, некоторые плакали. Но все поняли: после того, что произошло в пустыне Нью-Мексико, мир уже никогда не будет прежним.
Была взорвана первая ядерная бомба. Ученые надеялись, что она станет последней.
* * *
После возвращения в Лос-Аламос один из членов группы с бокалом в руке предложил тост: «За наступление атомной эры!»
Многие считали, что время праздновать еще не наступило. Большинство испытывало лишь облегчение, некоторые – страх.
Роберт впервые после испытаний взял слово:
– Да, в самом деле наступила новая эра. Мы дали миру то, чего у него прежде никогда не было, – возможность покончить с собой.
Никто не отважился возразить, и он продолжал:
– Сколько времени пройдет, прежде чем какой-нибудь безумец приобретет наше устройство и воспользуется им? Пять лет? Десять? Сто? Чье поколение станет последним? Наших детей? Или наших внуков?
Когда группа разошлась, начальник зашел вслед за Робертом в кабинет и прикрыл за собой дверь. Роберт уважал старика и доверял ему, тем более неожиданными стали для него слова начальника:
– Ты это всерьез сказал?
– Абсолютно. Мы открыли ящик Пандоры.
Начальник некоторое время молча смотрел на Роберта.
– Будь осторожнее в выражениях, Роберт. Не все люди здесь те, за кого себя выдают.
* * *
Не прошло и месяца, как Соединенные Штаты сбросили ядерную бомбу на Хиросиму.
Тремя днями позже вторая бомба упала на Нагасаки.
Число погибших, по разным подсчетам, составило от 129 до 246 тысяч человек.
* * *
Депрессия, всю жизнь по пятам преследовавшая Роберта, наконец победила. Когда он перестал выходить на работу, начальник сам пришел к нему домой.
– Ты все знал? – спросил его Роберт.
– Не во всех подробностях. Лишь то, что бомбы будут использованы для прекращения войны.
– Смерть этих людей на нашей совести.
– Иначе война тянулась бы еще несколько лет.
Роберт покачал головой.
– Следовало сбросить бомбу поблизости от Токио, чтобы взрыв увидел император и все столичные жители, а затем засыпать город листовками с требованием либо капитуляции, либо свержения правительства.
– Свержение правительств – грязное и непредсказуемое дело. Кроме того, на Токио уже сбросили столько зажигательных бомб, что число жертв ядерной бомбардировки поблизости от города не пошло бы с ними ни в какое сравнение. Только за два дня марта шестнадцать квадратных миль выжгли.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что решение, нравится оно тебе или нет, принято помимо твоей воли. Ты винишь себя, а зря. Шла война. Ты выполнял свой долг.
– Допустим. Но что делать с мыслью, что от меня больше ничего не зависит? Проект придавал моей жизни смысл, я верил в свое детище. Увидев тот ужас, который оно сеет, я понял, каким был идиотом. Ставки сделаны, гибель человечества лишь вопрос времени.
– А если я скажу тебе, что есть группа ученых и мыслителей, людей вроде нас с тобой из разных стран мира, которые разделяют твою точку зрения, считая, что человечество представляет угрозу само для себя? Что, если эта группа работает над вторым Манхэттенским проектом, технологией, призванной в будущем спасти весь род людской? Этим устройством будут управлять его создатели, мыслители, руководствующиеся исключительно общим благом, а не национализмом, религией или наживой.
– Если такая группа действительно существует, я был бы рад узнать о ней побольше.
* * *
Через несколько месяцев они вместе отправились в Лондон. Облик города неприятно поразил их. Война, особенно операция «Блиц»
[17], сровняла с землей целые районы. Тем не менее непрерывные воздушные налеты не сломили британцев. Они восстанавливали город.
В час ночи двух гостей отвезли на машине в частный клуб. Они поднялись по широкой лестнице в зал для торжеств, посреди которого стояли кафедра и несколько рядов стульев. Над помостом висели эмблемы, украшенные девизом «Разум – этика – наука». Приглашенные, около шестидесяти человек, молча вошли в зал и заняли места.
То, о чем в тот вечер говорил лектор, необратимо изменило жизнь Роберта.
* * *
Через месяц Роберт и его жена Сара перебрались в Лондон. Количество университетов в этом городе было самым высоким в мире, и по протекции членов «Китиона» Роберту сразу же предложили несколько мест. Он поступил на работу в Королевский колледж и время от времени публиковал научные статьи; его реальная деятельность происходила тайно. Регламент большей частью был скопирован с Манхэттенского проекта – обособленные группы ученых трудились над созданием отдельных компонентов одного более крупного устройства. Роберт лишь знал, что оно призвано спасти человечество от самого себя, от смертельного оружия, которое он помогал создавать во время войны. Работа над «Зеркалом» вылечила его от депрессии, в которую он погрузился после ядерной бомбардировки Японии. Он считал, что создает противоядие от яда, который сам впрыснул в вены мира.
Его окрыляла надежда.
Жена тоже нашла работу по душе – добровольцем в одном из многочисленных сиротских приютов. Роберт с женой много лет тщетно пытались завести ребенка. Сара тяжело переживала бесплодие, стать матерью было ее заветной мечтой. Одним субботним днем она попросила мужа поехать с ней в приют. Заведение помещалось в бывшем отеле, неказистом, но не грязном. Он повстречался с несколькими детьми, почитал им вслух, раздал игрушки и детские книжки, которые жена захватила с собой. В следующую субботу Сара опять попросила мужа приехать с ней в приют. И еще раз через неделю. Вскоре такие поездки превратились в семейный ритуал. Роберт догадывался, к чему ведет дело жена, и заранее приготовил ответ.
После обеда в воскресенье безо всякого вступления Сара спросила его, словно ища подтверждения давно принятому решению:
