– Я считаю, мы должны его усыновить.
– Разумеется, – ответил Роберт, не отрываясь от газеты.
* * *
Мальчиком, которого они усыновили, был я. Вы не поймете, что это для меня значило, не зная о том, что произошло во время войны.
Глава 78
В день нападения Германии на Польшу из Лондона эвакуировали детей. Слухи о массовой эвакуации ходили уже несколько месяцев.
Между отцом и матерью произошла ссора. Я был слишком мал, чтобы понять, о чем они спорили. Позже я узнал правду: мой отец настаивал, чтобы мать уехала из Лондона вместе со мной. Она была доцентом Лондонской школы востоковедения и африканистики, владела иностранными языками – японским, арабским, немецким – и преподавала их. Школу переводили в Крайст-Черч-колледж в Кембридже. Хотя эвакуации подлежали все лондонские колледжи и университеты, мать хотела остаться и работать на оборону. Она была ужасно упряма.
Отец тоже был не подарок, он служил капитаном в британской третьей пехотной дивизии под командованием Бернарда Монтгомери. Но в тот вечер ему пришлось уступить.
На следующее утро мать отвела меня на вокзал. Дети стояли в бесконечной очереди. Впоследствии я узнал, что эвакуацию назвали операцией «Крысолов», перемещение охватило 3,5 миллиона человек. Только за первые три сентябрьских дня Лондон покинули полтора миллиона жителей, в том числе 800 тысяч детей школьного возраста и более 500 тысяч женщин с маленькими детьми, 13 тысяч беременных и 70 тысяч инвалидов. Вместе с ними переехали 100 тысяч учителей и обсуживающего персонала. Казалось, весь Лондон был вовлечен в это колоссальное мероприятие.
К моей куртке булавками прикрепили плакатик с моим именем, на шею повесили картонную коробку. В ней лежал противогаз – мрачное напоминание, что я отправлялся не на пикник. Многие дети доставали противогазы, натягивали их на лицо, дурачились. Мне было всего пять лет; надо признать, что я тоже последовал их примеру.
Старшие дети держали братьев и сестер за руки, чтобы те не потерялись. Мой единственный брат умер за два года до того дня от туберкулеза, я бы все отдал за то, чтобы он держал меня за руку в то утро. Перед матерью я напустил на себя молодецкий вид. Она обняла меня так крепко, что я думал, ребра не выдержат. Когда поезд тронулся, она помахала на прощанье. На платформе не было ни одного человека с сухими глазами.
Одиннадцать лет спустя К. С. Льюис написал книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф»: четверых детей из одной семьи вывозят из Лондона во внушительное поместье, где стоял пыльный платяной шкаф, через который пролегает дорога в другой мир. Эвакуация протекала далеко не столь романтично, как ее описывает Льюис, но и не так ужасно, как в «Повелителе мух» Уильяма Голдинга, когда группа мальчишек, эвакуированных из Лондона, после авиакатастрофы попала в западню на тропическом острове.
Все в Великобритании вносили посильный вклад и готовились к худшему – войне с Германией.
Родители отправили меня к Эдит, двоюродной сестре матери, и ее мужу Джорджу. Мне пришлось ждать несколько дней, когда за мной приедут, за это время я насмотрелся на то, что пришлось пережить детям без приемных семей. Их периодически выстраивали в ряд, вдоль которого расхаживали взрослые.
– Я этого возьму, – указывает женщина.
– Третьего с левого края, – говорит мужчина.
Когда тебя обходят вниманием в первый раз, это похоже на выбор игроков в команду по крикету – ничего страшного. Но когда тебя минуют раз за разом, страдает психика «неликвида». Я очень жалел этих детей, готов был даже поменяться с ними местами. Однако никто ничего не мог поделать. Неразобранных детей перебрасывали из группы в группу, некоторых отдали в эвакуационные лагеря, созданные госорганами; само их существование – свидетельство великой прозорливости.
На время жизнь превратилась в рутину. Я ходил в школу, выполнял поручения Эдит, как требовала мать в своих письмах. Они приходили каждые несколько дней. Отец писал реже и короче, но я был рад, что оба меня не забывали.
Каждый вечер мы с Эдит слушали радио, стараясь не пропустить ни слова из сводки новостей Би-Би-Си. Джордж служил в Королевских ВВС, Эдит страшно за него переживала, хотя и старалась скрыть от меня тревогу.
В мае 1940 года германские войска двинулись на запад. Сначала они захватили Нидерланды. Голландия и Бельгия быстро сдались, открыв немецкой армии дорогу в обход линии Мажино. Немцы прорвали линию фронта в Арденнах, вбив клин между французской и британской армиями. Мой отец был на фронте; где именно, я не знал. У меня кровь застыла в жилах, когда я услышал, что третью пехотную дивизию эвакуировали из Дюнкерка.
Через две недели от отца пришло письмо. Я сидел в своей комнате и плакал – он был жив! Почему-то я убедил себя, что отец погиб, и смирился с этой мыслью.
Через четыре месяца, в начале сентября, спустя год после моего отъезда из Лондона, «Люфтваффе» начало воздушные налеты на город. Начиная с 7 сентября 1940 года, Лондон бомбили 56 из 57 последующих дней. Атаки были безжалостны и смертельны. Под бомбами погибли сорок тысяч человек, по меньшей мере еще сорок тысяч были ранены, больше миллиона домов превратились в руины. Моя мать оказалась в одном из них, пополнив список сорока тысяч жертв бомбардировок.
Я был настолько озабочен судьбой отца, что смерть матери полностью застигла меня врасплох. Меня одновременно переполняли ненависть и скорбь. В шестилетнем возрасте я был не в состоянии совладать с эмоциями. Я то с ума сходил от тревоги за отца, то пытался вести себя как ни в чем не бывало.
В день D третья пехотная дивизия первой высадилась в секторе «Sword» на побережье Нормандии. Услышав эту новость, я стал ждать худшего, однако через три недели от отца пришло еще одно письмо. Письма продолжали приходить шесть месяцев. Я начал надеяться – большая ошибка. Сообщение о гибели отца в декабре 1944 года совершенно опустошило мое юное сердце. Я официально стал сиротой.
Джордж вернулся домой через месяц. Он потерял ногу и часть руки; увы, не только физические увечья причиняли ему страдания. Я помогал Эдит, чем мог, но, подобно мне, она была совершенно подавлена.
Я понял, что меня ожидает, и не винил ее.
Лондонский сиротский приют был набит неприкаянными детьми, потерявшими родных во время войны. Я жил в маленькой комнате с тремя другими мальчишками. Младшему – Эдгару Мэйвезеру – было шесть лет. Мне – одиннадцать, я был самым старшим. С нами также жили два брата: Орвилю Хьюзу было девять лет, его младшему брату Алистеру – семь.
Сиротский приют помещался в старом, обшарпанном отеле на окраине Лондона, он чудом уцелел после бомбежек. Все наше время занимали школьные уроки и наряды на работы, неподчинение каралось телесными наказаниями. Мы помогали ремонтировать старый отель. В целом все могло быть гораздо хуже. Нас кормили, учили, о нас заботились. Тяжелая работа по крайней мере придавала жизни направление. Если чего нам и не хватало, так это любви.
