Пейтон понимала, что подошла к главной в жизни развилке дорог – либо угомониться и завести семью, либо целиком отдаться работе. Она так и не решила, чего хочет, однако пребывание в Африке, в очаге эпидемии казалось ей совершенно естественным. Но в то же время она чувствовала пустоту в душе. И работа не могла заполнить эту пустоту, хотя и позволяла на время забыться.
Йонас откинул полог палатки и наклонился, чтобы войти внутрь. Втянув ноздрями запах крема, он сощурился и замер на пороге.
– Ух ты, сильная штука!
– Извини, надо было на улице.
– Ничего. Я бы и сам не прочь. Спина разламывается.
Йонас без спросу взял у нее из рук тюбик с кремом.
– Давай помогу. – Он выдавил немного крема на ладонь. – Где ты уже намазала?
– Руки и ноги.
– Тогда подставляй спину.
Свободной рукой Йонас предложил ей сесть на пол и развернул к себе спиной. Пейтон села, скрестив ноги, выгнув спину и отведя назад плечи. Йонас уселся сзади, вытянув ноги во всю длину, едва касаясь икрами коленей Пейтон.
Когда рука с кремом коснулась ее спины, Пейтон охнула.
– Извини, – сказал Йонас.
– Ничего. В следующий раз предупреждай.
Швейцарец медленно втер болеутоляющий состав в поясницу Пейтон, массируя пальцами мягкие ткани чуть выше ягодиц. Она почувствовала, как он приспустил ее шорты, а покончив с этим участком, оттянул кверху пропотевшую фуфайку.
– У тебя вся одежда провоняет.
Не говоря ни слова, женщина стащила с себя шорты и отбросила их в сторону, фуфайку, сняв через голову, положила на койку. Йонас не в первый раз видел ее в нижнем белье, но отчего-то сейчас этот вид щекотал ему нервы. Его руки обхватили Пейтон спереди, втирая крем в живот, двигаясь большими равномерными кругами, слегка дотрагиваясь до нижней части груди.
По телу женщины пробежала легкая нервная дрожь.
– Ты – умница, что нашла деревню, – тихо проговорил Йонас. – Мы вот-вот нащупаем разгадку.
– Я действовала наудачу. – Пейтон старалась говорить ровно, чтобы Йонас не заметил ее учащенное дыхание.
– Удача тебе часто сопутствует, я не раз замечал.
Он втер крем в бока Пейтон, покрыв им ребра до самых подмышек.
– Если подумать… Мы столько проработали вместе, а ты ни разу не рассказывала о себе.
– Нечего особо рассказывать.
– Не верю. Расскажи что-нибудь, чего я не знаю. Чем ты занимаешься в свободное время?
– Мало чем. Я почти все время на работе.
– А когда не на работе?
– Читаю. Бегаю.
Йонас выдавил из тюбика новую порцию крема, снова начал растирать спину, засунул руки под ремешок лифчика, отчего тот натянулся на груди.
– Можно задать тебе один личный вопрос?
– Конечно.
– Ты – удивительный человек. Умная, веселая, с золотым сердцем. Почему ты не завела семью?
Руки швейцарца остановились на ее плечах – Йонас ждал ответа. Пейтон вспомнила брата. Потом отца. Наконец, мужчину, который ушел от нее много лет назад.
– Я так и не встретила мужчину, который оставался бы рядом в нужную минуту.
– Я всегда был рядом, когда был нужен тебе.
– Это правда.
Йонас подтянул ноги и пересел так, чтобы быть лицом к лицу с Пейтон. Они долго сидели в полном молчании. Йонас пытался найти в глазах коллеги ответ на вопрос, к которому та была совершенно не готова. Когда он потянулся губами к ее губам, Пейтон охватил новый, неведомый страх.
* * *
В соседней палатке Ханна Уотсон тоже активно натиралась противовоспалительной мазью. Она разделась до лифчика и трусиков; пропотевшая одежда висела на веревке, натянутой между распорками палатки. Остальные вещи были распакованы и аккуратно разложены вдоль стенки. Жилая половина ее соседа по палатке представляла собой разительный контраст: личные вещи Миллена были разметаны, словно к нему наведалось семейство медведей.
Ханна стояла в середине палатки. Расставив ноги и низко наклонившись, она втирала мазь в бедра и икры.
За спиной хлопнул полог, она увидела в промежуток между ногами Миллена, застывшего со смешанным выражением неожиданности и восхищения на лице.
– Ой, извини! – выдавил он. Миллен хотел повернуться и уйти.
Ханна выпрямилась.
– Ничего страшного. Просто… отвернись на секунду.
Она закончила натираться гелем и нырнула под одеяло.
– Все.
Миллен обернулся. Она протянула ему тюбик.
– Хочешь? Помогает.
– Нет, спасибо. Я слишком устал. – Миллен открыл пузырек с ибупрофеном и высыпал на ладонь четыре таблетки.
– Дай мне тоже. Я так вымотана, что даже читать не в силах.
– Я тоже. Но сон все равно не идет.
Ханна кивнула:
– Точно.
– Я слишком возбужден.
Девушка посмотрела на полотнище палатки.
– Я тоже. Совершенно без сил, а мысли бурлят – что будет завтра…
Миллен показал Ханне свой телефон с эмблемой приложения Audible на экране.
– Собирался слушать «Соловья»
[12]. Еще не начинал.
Ханна оперлась локтем на постель, выгнув в изумлении бровь.
– Что? Ты его уже читала?
– Нет пока. Но эта книга давно записана в мой СКОЧ.
– СКОЧ?
– Список книг, обязательных для чтения.
– А-а. А вот у меня нет никакого списка, – посетовал Миллен. – Я просто беру книгу и читаю.
Ханну это ни капли не удивило. Удивил ее выбор книги, что Миллен, очевидно, заметил.
– Что-то не так?
– Вот уж не ожидала, что тебе нравятся книги такого плана.
Миллен озадаченно посмотрел на изображение обложки на экране.
– То есть?
– Ну-у… высокая литература.
Миллен отшатнулся с наигранной обидой.
– К твоему сведению, я – крайне литературный человек. Я бы даже сказал залитературенный.
– Ладно-ладно, залитературенный, как эта штука работает?
– Вот как. – Миллен воткнул разъем наушников в телефон, вставил один в левое ухо, присел рядом с койкой Ханны на корточки и вставил второй в ее правое ухо. Он сел на пол и прислонился к кровати так, чтобы его голова находилась поблизости от головы Ханны, оставив небольшое пространство. Миллен нажал кнопку на телефоне. В ушах Ханны раздались слова вступления, которыми программа начинала все аудиокниги.