Когда Пейтон утром открыла дверь, она попыталась захлопнуть ее перед носом Десмонда.
– Я хочу лишь поговорить. Ну, пожалуйста!
– Говори. Я тебя выслушаю.
Пейтон остановилась посреди гостиной, уперев руки в бока.
– Я хочу, чтобы ты посмотрела на все с моей стороны.
Фигура посреди комнаты напоминала статую.
– В моей душе что-то надломилось. Очень глубоко, в том месте, о котором я не подозревал, пока не встретил тебя. Раньше в нем не было нужды, потому что всех, кто меня любил, оторвало от меня прежде, чем я успел сам их по-настоящему полюбить. На моих глазах заживо сгорела вся моя семья. Меня вырастил один из самых злобных типов, с кем я когда-либо сталкивался. Он меня не любил – или был не способен, или не умел показать. Я с детства не знал, что такое любовь. Я никогда ее прежде не испытывал, пока не встретил тебя. Я не знаю, что положено делать и как себя чувствовать в этом состоянии, потому что все это для меня в новинку. Ты для меня дороже всего на свете. Ты – вся моя жизнь, Пейтон. Но ты должна понять, что я не цельная личность. Я не тот, кем ты хочешь меня видеть.
По лицу девушки потекли слезы, она обняла Десмонда и сильно прижала к себе. Он почувствовал, как напряжение уходит из ее тела, наступает освобождение. Пустоту мгновенно заполнил отчаянный голод близости. Тело Десмонда откликнулось. Тело Пейтон тоже. Он провел руками по фигуре подруги. Понадобилась всего пара секунд, чтобы сбросить одежду и, пятясь, войти в спальню, покрывая друг друга влажными, жадными поцелуями.
Они потеряли счет времени. Пейтон не заикнулась про занятия, Десмонд – о работе. Его сотовый то и дело трезвонил в гостиной. Он игнорировал звонки – пусть хоть конец света наступит.
Израсходовав себя, они лежали в постели и смотрели в потолок, как в первую ночь.
– Мне показалось, что ты хочешь меня оттолкнуть, – мягким, едва слышным шепотом сказала Пейтон.
Десмонд ничего не понял. Он оперся на локоть.
Пейтон, все еще глядя в потолок, продолжала:
– Я рассудила: ты получил, что хотел – деньги, акции, богатство. Решил отдать мне мою долю, чтобы уйти с чистой совестью.
Юрист был прав: Десмонд плохо разбирался в женщинах.
– И в мыслях не было! Я просто хотел позаботиться о тебе на все случаи жизни, что бы со мной или с нами ни случилось. Извини, если я сделал тебе больно.
Его страшила мысль, что он, возможно, еще не раз причинит Пейтон страдания, что нынешняя ошибка – лишь первая в череде многих других.
– Я не покривил душой, когда назвал себя «не цельной личностью». Ты хочешь, чтобы я был как твои друзья, как те супружеские пары, к кому мы ходили в гости, стал «нормальным».
– Позволь мне самой судить о том, чего я хочу. Мне нет дела до нормальности. Кроме того, позволь заверить, Дез, на свете нет по-настоящему нормальных людей. Все до определенной степени лишь притворяются ими. Особенно в здешних местах. А копни поглубже, наткнешься на фрика.
Они оделись, не произнеся больше ни слова. И все-таки в воздухе витала безмятежность, которой Десмонд прежде никогда не испытывал. Перед уходом на работу он спросил Пейтон еще раз, не подпишет ли она документы.
– Я хочу быть уверен, что позаботился о тебе. Ну, пожалуйста.
Пейтон взяла его лицо в свои ладони.
– Ладно, если ты так настаиваешь.
Пейтон написала свое имя красивыми наклонными буквами. Десмонд поцеловал ее на прощание.
* * *
В тот год Пейтон опять пригласила его на Рождество в дом своей матери. Он не отказался, хотя особого желания идти не было. Он все еще чувствовал себя неуютно среди ее родственников. Однако теперь на него смотрели иначе, ему сопутствовал успех: одно первичное размещение акций уже состоялось, второе было на подходе.
Муж сестры Пейтон вел себя миролюбиво. Десмонд подозревал, что неспроста, – Пейтон, очевидно, наехала на сестру, та поджала хвост и поговорила с мужем. Деррик расспрашивал его о SciNet и прочих инвестициях с азартом ребенка, пытающегося прежде времени выведать, что за подарок спрятан под елкой.
Семья была дружной. Пейтон объяснила причину: их сплотила гибель отца. Смерть брата семь лет назад сделала смычку еще крепче. Они стали больше ценить друг друга. Эти две трагедии служили напоминанием о том, что в жизни имело реальную ценность.
Семья приняла Десмонда с радушием. Но он все равно чувствовал себя, как актер, получивший чужую роль. В мыслях то и дело мелькало самообвинение в притворстве. Десмонд пытался внушить себе, что ожидающие своего часа чувства просто притаились где-то в его душе за невидимой стеной. Когда она падет, все придет в норму.
Истина не заставила себя долго ждать.
Глава 73
Чья-то рука тронула плечо. Десмонд открыл глаза. Над ним склонилась Эйвери; бледное худое лицо маячило, как призрак, в зеленоватом аварийном освещении самолета.
Рядом в спальном мешке лежала крепко спящая Пейтон. Эйвери не стала ее будить – видимо, не случайно – и заговорила едва слышным шепотом:
– Ты в порядке?
Тело лихорадило и саднило, возможно, из-за воспоминаний. Впрочем, он не торопился признаваться, что к нему вернулась еще одна частица памяти.
– Конечно. А что?
Эйвери скептически осмотрела его.
– Тебя трясло, как в бреду. Короче, у нас проблема.
– Какого рода?
– Вопрос жизни и смерти – вот какого.
Эйвери сообщила, что они вот-вот покинут пределы Африки, пересекут Средиземное море и на пути к Шотландии войдут в европейское воздушное пространство.
– И что?
– И то. Если европейские сраны закрыли свои границы по примеру США и Кении, нас могут сбить.
Проблема так проблема.
– А вокруг облететь можно?
– Горючего не хватит.
– Дозаправиться…
– Не тупи, – перебила Эйвери. – Любая посадка таит в себе риск. Если мы сядем в аэропорту, местные власти скорее всего отберут самолет, а нас посадят в закрытую санитарную зону. В лучшем случае.
Эйвери кивнула в сторону Пейтон.
– Спящую красавицу будить?
– Нет, – быстро откликнулся Десмонд. – И не называй ее так. Она выносливее, чем ты думаешь.
Эйвери скривила губы.
– Меня не выносливость ее волнует.
– На корабле она пыталась спасти своих, ты поступила бы на ее месте так же.
Блондинка пропустила реплику мимо ушей.
– Что предлагаешь?
– Где нас могут сбить с меньшей вероятностью?
– Где? Понятия не имею.
