Это побуждает нас рекомендовать сканирование мозга и применение профилактических методов на самых ранних этапах. С учетом того, что 50 % людей имеют болезнь Альцгеймера к 85-летнему возрасту, профилактика должна стать важнейшим делом для каждого, кто надеется дожить до 85 лет.
Шалин Джонсон – автор бестселлеров, мотивационный спикер и мать двоих детей. Несмотря на свой успех, она обратилась к нам, когда столкнулась с большими проблемами с памятью и сосредоточением, что приводило к несобранности, прокрастинации и постоянным опозданиям. Чтобы вы получили представление о тяжести ее положения, достаточно сказать, что она запиралась в подвале и работала там, потому что любые звуки раздражали и отвлекали ее. Хуже того, у Шалин была семейная история болезни Альцгеймера.
Ее ОЭКТ-томограмма выглядела ужасно. На ней были видны симптомы СДВГ с низкой активностью в лобных долях и в зонах первостепенной уязвимости для болезни Альцгеймера. Эта томограмма поразила ее, и в следующие два года она в точности следовала нашим предписаниям. Последующее сканирование показало резкое улучшение, что снижало риск будущих проблем. Что еще более важно, по ее словам, наступило явное улучшение в эффективности ее работы, домашних дел и отношений с людьми. Кроме того, она наконец смогла выбраться из подвала!
Урок № 10. Самый важный урок 150 000 сканов заключается в том, что вы можете изменить свой мозг – и это изменит вашу жизнь
Это самый главный и волнующий урок, который извлекли для себя наши пациенты. И это личный урок для меня.
МОЙ ПЛЕМЯННИК ЭНДИ: СТОЛКНОВЕНИЕ С КАТАСТРОФОЙ
Вечером в апреле 1995 года мне поступил звонок с сообщением о том, что мой девятилетний крестный сын Эндрю, который также был моим родственником, напал на маленькую девочку на бейсбольном поле без какой-либо видимой причины. Звонила моя свояченица Шерри, которая была потрясена этим происшествием.
– С ним что-то случилось? – спросил я.
– Дэнни, он стал другим, – ответила она. – Он стал грубым и больше не улыбается. Когда я сегодня убиралась в его комнате, то нашла два его рисунка. На одном он изобразил себя, повешенным на дереве. На другой картинке он расстреливал детей.
Я сказал Шерри, что хочу видеть Эндрю уже завтра. Они приехали из Южной Калифорнии в Северную Калифорнию, где находилась наша первая клиника. Когда я вошел в кабинет и увидел Энди, сидевшего на кушетке, моя сердце растаяло. Я любил этого ребенка и очень беспокоился за него.
– Привет, как дела? – спросил я.
– Дядя Дэнни, я все время злюсь и не знаю почему, – сказал он.
– Кто-то обидел тебя? – спросил я.
– Нет.
– Может быть, тебя дразнят в школе?
– Нет.
– Кто-нибудь трогал тебя в тех местах, которые не положено трогать? – я пытался найти причину его поведения.
– Нет, – снова ответил он.
Моей первой мыслью было: «Ты должен просканировать его». Поскольку мы всегда ведем внутренний диалог, я подумал: «Ты хочешь сканировать всех подряд. Может быть, это потому, что он второй сын в семье из Ливана, а ты тоже был вторым ребенком в ливанской семье». Потом у меня в голове прозвучал голос разума: «Прекрати! Девятилетние мальчики не нападают на людей без всякой причины. Просканируй его. Если его томограмма окажется нормальной, ты продолжишь искать причины его поведения в другом».
Я отправился с Энди в томографический центр и держал его за руку, пока он обнимал своего плюшевого медведя во время сканирования. Когда его томограмму вывели на компьютерный монитор, я увидел, что у Энди вообще не функционирует левая височная доля. Я посмотрел на своего наставника, доктора Джека Палди, и спросил:
– Почему у него нет левой височной доли?
Чтобы Шерри и мой брат Джим не услышали его, доктор Палди написал ответ на листке бумаги: «Это киста, инсульт или опухоль». Я был сильно опечален, но в то же время испытал некоторое облегчение: возможно, это было объяснением необычного поведения Энди. На следующий день Эндрю прошел магнитно-резонансную томографию, показавшую наличие кисты (заполненной жидкостью капсулы) размером с мяч для гольфа, занимавшей то место, где должна была находиться левая височная доля. К тому времени мы уже установили корреляцию между нарушениями левой височной доли и склонностью к насилию. Я позвонил педиатру Эндрю в Южную Калифорнию и попросил его найти хирурга, который смог бы удалить кисту.
Через две недели педиатр перезвонил и сказал, что он побеседовал с тремя врачами-нейробиологами. Никто из них не рекомендовал что-то сделать с кистой, и они считали, что это обстоятельство, скорее всего, никак не связано с поведением Эндрю.
– Они не станут оперировать его при отсутствии реальных симптомов, – сказал он мне.
– Давайте разберемся, – сказал я, с трудом сдерживая ярость. – У меня есть мальчик со склонностью к насилию и суициду. Что вы называете реальными симптомами?
– Думаю, они имеют в виду припадки, потерю сознания или проблемы с речью, – ответил он.
– Это какое-то безумие, – сказал я и повесил трубку.
Потом я позвонил своей знакомой из Гарварда, которая была детским врачом-нейробиологом, и услышал от нее то же самое. Я раздраженно подумал: «Нейробиологи… нейробиологи… Нейрохирурги. Нейробиологи наблюдают, нейрохирурги оперируют». Я позвонил в отделение детской нейрохирургии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и поговорил с д-ром Йоргом Лазарефф, который впоследствии прославился операцией по разъединению близнецов из Гватемалы со сросшимися головами. Впрочем, для меня он и раньше был знаменитостью. Выслушав мой рассказ про Эндрю, он сказал:
– Когда киста является причиной серьезных симптомов, мы удаляем ее. Очевидно, у него серьезные симптомы.
«Вот это деловой подход», – подумал я.
После операции я получил два телефонных звонка. Один звонок был от Шерри, которая была сильно взволнована. Она сообщила, что операция прошла успешно и что когда Энди пришел в себя, он улыбнулся ей.
– Дэнни, он не улыбался уже больше года, – сказала она.
Другой звонок был от доктора Лазарефф, который сказал:
– Доктор Амен, эта киста была настолько агрессивной и так сильно давила на мозг Эндрю, что привела к истончению кости над левой височной долей. Его височная кость была тонкой, как яичная скорлупа. Если бы он ударился головой, это привело бы к мгновенной смерти. В любом случае, Эндрю умер бы через полгода, если бы не ваша настойчивость.
