Голова исчезла, и люк снова захлопнулся.
Реактивные двигатели? Летающая тарелка с реактивными двигателями? Даже инстинктивно отпрянув в глубь комнаты, Марианна продолжала думать над этим. Она увидела, как тарелка поднялась с оконного карниза и исчезла в ночном небе. Маленькие язычки пламени вырывались из нижней части корабля. Они больше напоминали пламя зажигалки «зиппо», но если Принц Мой Трейяно сказал, что это реактивные двигатели, то так тому и быть. Спорить Марианна не стала.
Позднее, вспоминая об этом происшествии, она могла бы увидеть много странностей и нестыковок. Во-первых, где Принц Мой Трейяно так хорошо выучил английский язык? Во-вторых, как объяснить его оговорку? – ведь он чуть не посоветовал ей вернуться домой. А потом еще этот атомный двигатель. Если их бомбы столь же примитивны, как и двигатели, размышляла Марианна, земляне могут спать спокойно.
Но в тот момент у нее не возникло желания спорить. К тому же она была слишком занята – укладывала вещи. В обычных обстоятельствах угрозы принца стереть с лица Земли все города не заставили бы ее так торопиться. Но когда тебе до смерти надоели эти узкие голубые полоски, которые горожане называют небом, эти небольшие кусочки аккуратного газона вместо полей, эти скучающие агенты, которые посмеиваются над тобой, потому что у тебя толстые ноги. Когда в глубине души ты ищешь причину, чтобы вернуться домой – тогда это серьезно.
Серьезнее некуда.
На вокзале она задержалась, чтобы отправить телеграмму:
«ДОРОГОЙ ГОУИ, ПАНОРАМНОЕ ОКНО ЛУЧШЕ СДЕЛАТЬ НА КУХНЕ, ПУСТЬ ВЫХОДИТ НА САРАЙ. БУДУ ДОМА С ПЕРВЫМ ПОЕЗДОМ.
МАРИАННА»
Когда огни города растаяли за горизонтом, Принц Мой Трейяно оторвал взгляд от пульта управления и наконец расслабился. Можно считать, что миссия удалась.
Конечно, избежать непредвиденных трудностей не удалось, но тут уж он сам оплошал – не проверил украденные из фонарика батарейки. Он прекрасно знал, что половина товаров пылились годами на складе Олмстэда и что Эд Олмстэд скорее умрет, чем выбросит вещь, которую можно подсунуть доверчивому покупателю. Но он так увлекся постройкой своего корабля, что просто не подумал об этом.
В определенном смысле то, что он попросил Марианну помочь ему в починке самодельного двигателя, сослужило хорошую службу. Если бы он появился ни с того ни с сего и вдруг начал рассказывать ей, что «космический флот» собирается разбомбить земные города и пощадить деревни, это могло бы вызвать подозрения. А так получилось, что он обратился к ней за батарейками и в качестве благодарности пообещал проявить к ней снисхождение. А его импровизация о преобразовании энергии в управляемую цепную реакцию послужила отличным прикрытием. Он был уверен, что Марианна знает об атомных двигателях не больше, чем он.
Принц Мой Трейяно занял более удобное положение в кресле пилота, сделанном из спичечного коробка. Снял шлем из фольги и распустил бороду. Затем выключил рождественскую гирлянду под иллюминаторами, обтянутыми пищевой пленкой, и посмотрел вниз. Сельский пейзаж казался россыпью драгоценных камней.
Утром он будет дома, в своем дворце среди ив, в уюте и безопасности. Но сначала надо будет спрятать сковородку в той же кроличьей норе, где он оставил ручку. После этого он сможет откинуться в кресле и расслабиться; он сделал доброе дело, да и домашних обязанностей, к его великой радости, теперь станет вдвое меньше.
Мимо пролетела ведьма на метле. Принц Мой Трейяно неодобрительно покачал головой. Какое доисторическое средство передвижения! Неудивительно, что люди перестали верить в ведьм. Если хочешь преуспеть, нужно идти в ногу со временем. Будь он таким же старомодным и закостенелым, как его соплеменники, он бы до конца жизни нянчился с беспомощным (по крайней мере, что касается ведения домашнего хозяйства) холостяком. Нет, Говард Кинг – отличный малый, не хуже других. Но он никогда не избавится от пыли и грязи, если так и будет сидеть на крыльце, мечтательно посматривая вдаль, болтать сам с собой и ждать, что его девушка когда-нибудь одумается и вернется домой из этого сумасшедшего города.
И раз уж дошло до такого, приходится быть современным. Марианна не заметила бы его, не говоря уже о том, что не стала бы даже слушать, явись он к ней в своем обычном виде под своим настоящим именем. В двадцатом веке у людей такое же богатое воображение, как в восемнадцатом и девятнадцатом: они продолжают верить в существ, обитающих в темных долинах и морских глубинах, а также в летающие тарелки и космических пришельцев…
Но никто не верит в домовых…
Маленькая красная школа
Перевод Н. Виленской
Ронни делал большой крюк всякий раз, как ему попадался город. Эти новые белые города с потоками машин и большими заводами никак не могли быть тем местом, которое искал он. Местом, где были старые домики, и тенистые улочки, и маленькая красная школа…
У самого въезда в его городок росла кленовая роща, а по ней протекал ручей. Его Ронни помнил лучше всего: летом он бродил по воде, зимой катался по льду на коньках, осенью смотрел на листья, плывущие, как лилипутская флотилия, к морю.
Ронни был уверен, что узнает свою долину, но пока не находил ее среди полей, лесов и холмов, по которым шел. Порой он сомневался, правильно ли выбрал железнодорожную ветку. Те ли это рельсы, по которым поезд-аист унес его в большой город к родителям?
Если по правде, из дома он не сбегал. Безликая трехкомнатная квартира, где он прожил месяц, не его дом, а бледные незнакомцы, встретившие Ронни на вокзале, не его отец с матерью.
Настоящий его дом в долине, на самом краю городка, а настоящие родители – Нора и Джим. Они никогда не говорили, что он их сын, но все равно они настоящие. Зачем они посадили его, спящего, в поезд и отправили к незнакомцам, которые выдают себя за его родителей?
Ночью, когда темнота подкрадывалась к костру, Ронни думал о Норе, Джиме и своем городке, но больше всего о мисс Смит, учительнице из маленькой красной школы. Вспоминая о ней, он делался храбрым и ничего не боялся, лежа в летней траве под летними звездами.
На четвертое утро он доел последние концентраты, которые стащил у ненастоящих родителей. Понимая, что долину теперь нужно найти как можно скорее, он быстро шел вдоль путей, высматривая впереди хоть что-то знакомое – дерево, холм, ручеек. Поездку на поезде-аисте он совершил впервые и потому не знал толком, как выглядит родная долина, но был уверен, что узнает ее, как только увидит.
Ноги у него окрепли с тех пор, как он сошел с того поезда, и головокружение накатывало все реже. Солнце больше не слепило глаза и не оставляло на них красных отпечатков, если Ронни долго смотрел на небо.
Ближе к вечеру он услышал свисток и понял, что идет правильно и что долина где-то недалеко: так кричит поезд-аист.
Он спрятался в кустах у насыпи, глядя на несущийся мимо состав. Там сидели дети. Они смотрели в маленькие окошки, как смотрел он сам, удивленный и порядком напуганный, когда проснулся в поезде и мимо его больных глаз помчались неизведанные края.
