– Ну так скажи, чтобы разогрела нам ужин!
– И скажу!
Запустив руку в коробку, он нажал кнопку активатора, и когда голубые глаза открылись, сказал:
– Пойдемте со мной, мисс Джонс.
И повел ее на кухню.
Он был в восторге от того, как внимательно она выслушивает его инструкции, какие кнопки нажимать, какие рычаги поднимать или опускать, какие индикаторы указывают на какие цифры…
В мгновение ока ужин исчез со стола и в мгновение ока появился снова – теплый, исходящий паром и вкусный.
Даже Лора смилостивилась.
– Ну… – протянула она.
– Вот тебе и ну! – отрезал Дэнби. – Я же говорил: она умеет готовить. Теперь тебе не придется больше жаловаться, что кнопку заело, или ноготь сломался, или…
– Ладно, Джордж. Не нуди.
Лицо у нее снова стало нормальное, конечно, еще чуток щеки втянуты – но обычно в этом и заключалась ее привлекательность, а еще в черных глазах-угольках и в искусно подведенных губах. Не так давно она снова подправила себе грудь и, правду сказать, потрясающе выглядела в новом красно-золотом неглиже. Дэнби подумал, что ему в общем и целом повезло. Взяв ее пальцем за подбородок, он ее поцеловал.
– Ну же, давайте есть, – предложил он.
По какой-то причине он забыл про Билли. Подняв взгляд от стола, он увидел, что его сын стоит в дверях кухни и злобно смотрит на мисс Джонс, которая готовит кофе.
– Пусть только попробует меня ударить! – сказал Билли в ответ на взгляд Дэнби.
Дэнби рассмеялся. Он уже увереннее себя чувствовал теперь, когда половина битвы выиграна. Второй можно будет заняться позднее.
– Ей и в голову не придет, – сказал он. – Теперь иди сюда, будь паинькой и съешь ужин.
– Да, – согласилась Лора. – И поторопись. По «Часу вестернов» будет «Ромео и Джульетта», и я не хочу пропустить ни минуты.
– Ладно, – смилостивился Билли.
Обойдя сторонкой мисс Джонс, он занял свое место за столом.
Ромео Монтагю ловко крутанул в пальцах сигарету, вставил между укрытых тенью сомбреро губ и прикурил от шведской спички. Потом направил холеного жеребца вниз по залитому лунным светом холму к ранчо Капулетов.
– Туточки ухо востро надо держать, – с чувством возвестил он. – Эти собаки Капулеты – козопасы и лиходеи, враги заклятые семейству моему, а мы – из благородных скотоводов. Дай им волю, на месте меня растерзают, но ради девчонки, что давеча повстречал я на танцах, стоит и волку в пасть сунуться.
Дэнби нахмурился. Он ничего не имел против осовременивания классики, но ему показалось, что с козопасами и скотоводами сценарист чуть перегнул палку. Но Лора и Билли как будто не заметили. Подавшись вперед в своих креслах, они завороженно смотрели в широкоформатный экран. Возможно, на канале все-таки знают, что делают…
Даже мисс Джонс как будто заинтересовалась… но это же невозможно, поспешно напомнил себе Дэнби. Она не способна заинтересоваться. С каким бы разумным выражением ее голубые глаза ни устремились на экран, на самом деле она просто сидит с ними, сидит чуть поодаль на диване, тратит ресурс батарейки. Надо было послушаться Лору и выключить ее…
Но почему-то у него рука не поднималась. Было что-то жестокое в том, чтобы лишать ее жизни – пусть даже временно.
А вот это уже самая что ни на есть нелепая мысль.
Дэнби раздраженно поерзал в своем кресле, и его раздражение лишь усилилось, когда он сообразил, что потерял нить сюжета. К тому времени, когда он разобрался, что к чему, Ромео уже вскарабкался на стену, окружавшую ранчо Капулетов, прокрался через плодовый сад и стоял среди кричаще пестрых клумб под низким балконом.
Джульетта Капулет вышла на балкон через анахроничное французское окно. На ней был белый костюм девушки-ковбоя, или точнее, козопаски: юбка до середины бедра и широкополое сомбреро на обесцвеченных перекисью патлах. Опершись о перила балкона, она выглянула в сад.
– Ты вообще туточки, Ромео? – с техасской гнусавостью протянула она.
– Нелепость какая! – произнесла вдруг мисс Джонс. – Текст, костюмы, манеры, декорации… Все неправильно!
Дэнби уставился на нее во все глаза. Он вдруг вспомнил слова владельца магазинчика подержанных вещей, что она реагирует не только на фразы, но и на сцены и ситуации. Он-то, конечно, предположил, что старик имеет в виду сцены и ситуации, непосредственно связанные с ее обязанностями учительницы, а не вообще все сцены и ситуации. Дэнби начали одолевать дурные предчувствия. Краем глаза он заметил, что Лора с Билли отвернулись от своих визуальных услад и изумленно уставились на мисс Джонс.
Наступал критический момент. Дэнби прокашлялся.
– Нельзя сказать, что пьеса «неправильная», мисс Джонс. Ее просто переписали. Понимаете, никто не стал бы смотреть ее в оригинале, а если бы никто не стал ее смотреть, то зачем кому-то тратить деньги на постановку?
– Но разве обязательно было превращать ее именно в вестерн? И зачем было коверкать имена?
Дэнби опасливо глянул на жену, во взгляде которой изумление сменилось ярой обидой. Он поспешно повернулся к мисс Джонс.
– Вестерны сейчас в моде, мисс Джонс, – объяснил он. – Это своего рода возрождение периода раннего телевидения. Людям они нравятся, поэтому, разумеется, спонсоры их спонсируют, и переписчики из кожи вон лезут, чтобы найти новый материал.
– Но Джульетта в сомбреро! Это ниже стандартов даже самого вульгарного мюзик-холла.
– Все, Джордж, хватит. – Голос Лоры заморозил бы камень. – Я тебе говорила, что она на полвека отстала от жизни. Либо отключай ее, либо я иду спать!
Дэнби со вздохом встал. Почему-то ему было стыдно, и пока он делал несколько шагов до стула мисс Джонс, и пока нащупывал кнопку у нее за левым ухом. Она смотрела на него спокойно, ее руки лежали неподвижно на коленях, воздух ритмично входил и выходил через синтетические ноздри.
Это было все равно что убийство. Когда Дэнби вернулся в свое кресло перед экраном, его передернуло.
– Вечно ты со своими училками! – сказала Лора.
– Заткнись! – отрезал Дэнби.
Он посмотрел на экран, постарался увлечься пьесой. Без толку. По другому каналу показывали другую пьесу: детектив под названием «Макбет». Но и он тоже оставил его равнодушным. Он то и дело поглядывал тайком на мисс Джонс. Грудь ее не вздымалась, глаза были закрыты. Комната казалась ужасающе пустой.
Наконец он не вытерпел и встал.
– Пойду покатаюсь, – сказал он Лоре и вышел.
Сдав задом с подъездной дорожки, он поехал на своем «бэби-би» в центр городка, снова и снова спрашивая себя, почему на него так подействовала антикварная школьная учительница. Он понимал, что это не просто ностальгия, хотя и ностальгия тут сыграла свою роль – ностальгия по сентябрю и реальной школе, и по тому, как входишь сентябрьским утром в класс и видишь, как, едва прозвенит звонок, учительница выходит из своего закутка у грифельной доски, и слышишь, как она говорит: «Доброе утро, дети. Чудесное утро для учебы, не правда ли?»
