Они отличались тем, что были наполнены смыслом…
Мгновение было таким мучительно-сладким, что Дэнби хотелось, чтобы оно длилось вечно. Сама мысль о том, что оно пройдет, наполняло его бесконечной тоской, и он инстинктивно сделал единственно возможный физический жест, чтобы его удержать.
Он обнял мисс Джонс за плечи. Она не шевельнулась. Она сидела неподвижно, ее грудь вздымалась и опускалась через равные интервалы, ее длинные ресницы время от времени опускались, как темные, ласковые крылья над голубыми безмятежными водами…
– Мы вчера смотрели пьесу… – произнес Дэнби. – «Ромео и Джульетта»… Почему она вам не понравилась?
– Она была ужасной, сэр. По сути, это был фарс… Вульгарный, дешевый фарс, марающий и коверкающий красоту строк.
– А вы строки знаете?
– Некоторые.
– Прочтите. Пожалуйста.
– Хорошо, сэр, Под конец сцены под балконом, когда влюбленные расстаются, Джульетта произносит: «Прощай, прощай; минуты расставанья исполнены столь сладкого страданья, что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи», а Ромео ей отвечает: «Пусть крепкий сон глаза твои закроет, в твоей груди пусть водворится мир. О если б я был этим сном и миром!» Почему они это выбросили, сэр? Почему?
– Потому что мы живем в дешевом мире, – ответил Дэнби, удивляясь собственному прозрению, – а в дешевом мире все драгоценное опошлено. Пшалуста… – Язык у него заплетался, но он постарался взять себя в руки. – Пожалуйста, прочтите еще раз эти строчки, мисс Джонс.
– «Прощай, прощай; минуты расставанья исполнены столь сладкого страданья, что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи…»
– Позвольте закончить мне. – Дэнби сосредоточился. – «Пусть крепкий сон глаза твои закроет, в твоей…
– …в твоей груди…
– …пусть водворится мир. О если б я…
– …о если б я был…
– …этим сном и миром!»
Мисс Джонс внезапно встала.
– Добрый вечер, мэм, – сказала она.
Дэнби даже не потрудился подняться на ноги. Ему и с дивана хорошо было видно Лору. Беззвучно спустившись босиком, Лора стояла в дверном проеме в своей новой пижаме с «кадиллетками». Двухмерные машинки, из которых складывался узор на пижаме, проступали ярко-алым на бежевом фоне, и создавалось впечатление, что, ложась, она позволяет им кататься по своему телу, осквернять свои груди, живот и ноги…
Он увидел ее узкое лицо и холодные безжалостные глаза и понял, что бесполезно пытаться объяснить, что она не поймет, не способна понять. И со внезапной ясностью он осознал, что мир, в котором он переживал сентябрь, уже несколько десятилетий как мертв, и мысленно увидел, как утром грузит коробку в «бэби-би» и едет по сверкающим улицам города, и просит владельца магазинчика вернуть его деньги, и… но тут ему пришлось отвести взгляд, а когда он посмотрел снова, то увидел, что мисс Джонс неуместно стоит в вульгарной гостиной, и услышал, как она снова и снова повторяет, как сломанная пластинка:
– Что-то не так, мэм? Что-то не так, мэм?
Прошло несколько недель, прежде чем Дэнби почувствовал себя хотя бы настолько сносно, чтобы поехать к «Дружелюбному Даку» выпить пива. К тому времени Лора снова начала с ним разговаривать, и вообще жизнь, пусть и не вполне такая же, как раньше, все-таки приобрела прежние черты. Он вывел «бэби-би» с подъездной дорожки и некоторое время спустя свернул в пестрый поток машин на бульваре. Стояла ясная июньская ночь, и звезды посверкивали хрустальными булавочными головками над флуоресцентными сполохами города. Киоск с хот-догами на углу достроили, он даже успел открыться. У сверкающего хромом прилавка ждали несколько посетителей, и повариха переворачивала на хромовом гриле венские сосиски. Дэнби почудилось что-то знакомое в цветастом платье, в том, как она двигалась, в том, как мягкие волны волос обрамляли нежное лицо… Ее новый владелец стоял поодаль, облокотившись о прилавок, и болтал с клиентом.
Припарковав «бэби-би», Дэнби пересек бетонную пустыню парковки, у него ныло в груди и пульсировало в висках… Есть вещи, которые нельзя просто так спустить, надо хотя бы попытаться остановить их, неважно, какую придется заплатить за это цену.
Он подошел к владельцу и собирался уже перегнуться через начищенный до блеска прилавок и ударить в самодовольное толстое лицо, как увидел, что к хромированной горчичнице прислонена картонная табличка, которая гласила: «Требуется мужчина…»
Киоску хот-догов очень далеко до классной комнаты в сентябре, а учительница, подающая хот-доги, никогда не сравнится с учительницей, дарящей мечты, но если чего-то хочешь очень сильно, берешь что есть и благодаришь даже за это…
– Я могу работать только по вечерам, – сказал владельцу киоска Дэнби. – Скажем, с шести до двенадцати…
– Да это же просто замечательно! – отозвался владелец. – Но, боюсь, поначалу я не смогу вам много платить. Понимаете, я только разворачиваюсь…
– Не страшно, – сказал Дэнби. – Когда начинать?
– Чем раньше, тем лучше.
Сделав несколько шагов, Дэнби приподнял доску, закрепленную на скрытых петлях, зашел за прилавок и снял пиджак. Если Лоре эта идея не по вкусу, пусть отправляется ко всем чертям… Но он знал, что она будет не против, ведь дополнительный заработок позволит осуществиться ее мечте – мечте о «кадиллетке».
Надев передник, который протянул ему владелец, он присоединился к мисс Джонс у гриля.
– Добрый вечер, мисс Джонс, – сказал он.
Она повернулась, и голубые глаза словно бы вспыхнули, и волосы у нее были как солнце, встающее туманным сентябрьским утром.
– Добрый вечер, сэр, – ответила она, и июньской ночью по киоску пронесся порыв сентябрьского ветра, и это было все равно как вернуться в школу после бесконечного пустого лета.
Начертано в звездах
Перевод А. Комаринец
Внезапное отбытие стааидов сбило с толку всех, включая президента Соединенных Штатов Америки. Только что они стояли на лужайке перед Белым домом, дружески болтали с профессором Громли при помощи переносного переводчика и смотрели, как в небе проступают звезды, а потом вдруг, безо всякой видимой на то причины свернули, как шайка разобиженных арабов, прозрачные шатры и гуськом проследовали в сияющий проем телепортатора. Всем стало ясно, что это решение окончательное, когда они втянули за собой трап, не оставив на лужайке Белого дома ни малейшего следа того, что некогда тут стояла лагерем внеземная экспедиция, если не считать спутанных отпечатков ног на снегу, забытого колышка от шатра и удрученной физиономии профессора Громли.
Вполне понятно, что президент Соединенных Штатов был не только сбит с толку, но и разочарован. Ведь если бы стааиды остались и отдали всевозможные чудесные технологические штучки, которые, по их словам, привезли с собой, он удостоился бы таких славы и почестей, которые гремели бы еще много поколений. Следующие выборы были бы у него в кармане, а 1973 год, самый первый год его президентского срока, вошел бы в учебники истории датой столь же значимой и удостоился бы места столь же внушительного, как несгибаемые 1492-й, 1620-й и 1945-й.
