– А может, это дерево заставляет нас поверить, что мы видим кровь, – сказал Стронг.
– Перебрал ты с дриадами, мистер Стронг, – засмеялся Райт. – Следи за собой.
– Угу, – буркнул Стронг, отключаясь.
По крайней мере, эта «кровь» беспокоит не его одного. Следующий разрез ему дался гораздо легче, хотя «крови» выступило хоть отбавляй. Съехав в люльке на следующий участок, он наступил на что-то мягкое – слетевший сверху цветок. Стронг поднял его: тот, даже раздавленный, сохранил поразительное сходство с женским лицом.
Стронг яростно атаковал дерево, пытаясь притупить свои ощущения. Багровый сок покрывал его с головы до ног, но он принуждал себя не обращать на это внимания. Игнорировал листья и цветы, порой касавшиеся его. К полудню он добрался до ветки, где ночевал, оставив за собой триста футов очищенного от веток ствола.
Он прикинул в уме. Высота верхушки около девяноста футов, от земли до первой ветки двести восемьдесят семь, обработал он триста – стало быть, еще примерно триста пятьдесят остается.
Перекусив сухим пайком, он вернулся к работе. Солнце теперь припекало, а веток и листвы, дававших вчера тень, больше не было. Люльку приходилось переносить все ниже и ниже, но рабочая веревка этого не требовала из-за увеличившейся длины нижних веток: Стронг помимо воли дивился их габаритам. Даже зная, что такая веревка не рвется, страшновато смотреть, как тонкий тросик переводит бревно длиной двести-триста футов из горизонтального положения в вертикальное и бережно опускает наземь.
По мере продвижения Стронга вниз дерево «кровоточило» все больше. «Кровь» из верхних обрубков капала вниз, пачкала руки и одежду, превращая работу в сущий кошмар. Сдаться Стронгу не давало только сознание, что в случае отказа за дерево примется Зухр, вынувший травинку ненамного короче; представлять, как резаком орудует это бесчувственное животное, было по-своему еще хуже «крови». Поэтому Стронг держался, и к концу рабочего дня ему осталось меньше двухсот футов.
Он разбил палатку на самой верхней из оставшихся веток, футов на пятьсот от вершины, и попросил прислать снизу воду, мыло и полотенца. Получив это, он разделся, вымылся, простирнул спецодежду в оставшейся воде и повесил сушиться над обогревателем. Ему сразу же стало лучше. Он сидел в одеяле перед палаткой и ел новое фирменное блюдо, которое ему приготовили. К концу ужина, когда вышли звезды, одежда успела высохнуть. Он оделся, открыл термокружку с кофе и закурил, гадая, придет ли она этой ночью.
Стало холодно. Взошла первая луна, за ней еще две. Их свет преобразил дерево: ветки, включая и ту, где сидел Стронг, сложились в лепестки большого цветка. Иллюзию нарушал безобразный обрубленный ствол в сердцевине, но Стронг почему-то глаз от него не мог отвести. Взгляд уходил все выше, охватывая созданную его трудами карикатуру. Вот и вершина, похожая на женские волосы, а в ней белеет при свете лун одинокий цветок.
Стронг протер глаза, но цветок никуда не исчез. Совсем не похожий на остальные, он распустился над той развилкой, где Стронг впервые увидел кровь. Луны светили все ярче. Стронг ухватился за рабочую, приятную на ощупь веревку и неожиданно для себя полез вверх. Все выше и выше, в лунное волшебство.
Бицепсы под рубашкой вздувались, нижние ветви раскинулись серебряной паутиной внизу. Добравшись до места прикрепления люльки, Стронг отцепил ее и перекинул через плечо. Он не чувствовал ни усталости, ни одышки – они настигли его только у начала рабочей веревки. Стронг стал забрасывать ее вверх раз за разом. На девятом броске он поднялся к развилке, где впервые прикрепил люльку. Грудь сжимало, в мышцах пульсировала боль. Последний отрезок ствола он преодолел в шпорах. Дриада сидела чуть выше, и лунный цветок был ее лицом.
Она подвинулась, и он сел рядом с ней. Дерево внизу выглядело как перевернутый зонтик, огни деревни сквозили в листве разноцветными дождевыми каплями. Стронг заметил, что она похудела и побледнела против вчерашнего, увидел в ее глазах грусть.
Ты хотела убить меня, да? – спросил он, отдышавшись немного. – Не думала, что я смогу взобраться так высоко.
Я знала, что сможешь. Я убью тебя завтра.
Как?
Не знаю пока.
За что ты хочешь меня убить? Есть ведь другие деревья – не здесь, так в других краях.
Для меня есть только одно.
Мы с ребятами всегда шутили насчет дриад. Нам как-то не приходило в голову, что если они существуют на самом деле, то мы для них самые ненавистные существа во вселенной.
Ты не понимаешь, – сказала она.
Нет, понимаю. Что бы я сам чувствовал, если бы кто-то взялся разрушать мой собственный дом?
Все совсем не так.
Почему не так? Это дерево – твой дом, разве нет? И ты живешь здесь одна?
Да. Одна.
Я тоже один.
Не сейчас. Сейчас ты не одинок.
Да, верно.
Лунный свет струился сквозь листья, осыпая их серебром. Великое пшеничное море из золотого тоже стало серебряным; сухое дерево вдалеке казалось мачтой затонувшего корабля, его ветви – реями, где паруса листвы вздувались когда-то от летних гроз, от теплого весеннего ветерка, от холодных дуновений предзимья.
Что делает дриада, когда ее дерево умирает?
Умирает вместе с ним, – ответила она, не успел Стронг спросить.
Почему так?
Тебе не понять.
Утром я подумал, что ты мне приснилась, – помолчав, сказал он. – Уверен был, что приснилась.
Так и нужно. Завтра утром ты опять так подумаешь.
Нет!
Да. Подумаешь потому, что должен так думать. Если бы ты думал иначе, не смог бы убить мое дерево. Не вынес бы вида «крови». Счел бы себя безумным.
Ты, возможно, права.
Знаю, что права. Завтра ты спросишь себя, откуда могла взяться дриада, да еще говорящая по-английски. Как она могла цитировать что-то из твоей головы и каким образом заставила тебя взобраться на высоту пятисот футов с риском для жизни, чтобы поболтать с ней на лунной ветке.
И правда, как? – сказал он.
Вот видишь. Еще и не рассвело, а ты уже сомневаешься. Опять начинаешь думать, что я – всего лишь игра света на листьях, романтический образ, порожденный твоим одиночеством.
Есть способ это проверить. Он потянулся к ней, но она отодвинулась. Он двинулся следом, и сучок прогнулся под ним.
Не делай этого, – попросила она, став такой прозрачной, что он видел сквозь нее звездное небо.
Так и знал, что ты не настоящая. Ты просто не можешь быть настоящей.
Она промолчала. Теперь он видел на ее месте только листву, лунный свет и тени, ничего больше. Подвигаясь обратно к стволу, он услышал треск, но сук отломился не сразу: Стронг успел обхватить ствол руками и запустить в него шпоры.
