Но тут твердо заявляет о своих правах наша космическая эпоха, и поразительное впечатление производят прямоугольные обзорные экраны, вмонтированные в палубу перед каждым двойным сиденьем, и несомненно изумляет потолок, который от носа до кормы и от правого до левого борта представляет собой единый гигантский обзорный экран, который, едва ОЭС выходит на орбиту, показывает Небеса и все их чудеса с такой невероятной точностью, что благоговеющий экскурсант на время пяти витков, составляющих экскурсионный полет, забывает, что над ним на самом деле потолок.
Вопрос о том, намеревался ли Генри Диккенс захватить одновременно место у окна и место у прохода, в любом случае не имеет смысла. Он занимал оба кресла, пока не вошел последний экскурсант и за неимением свободных мест дал понять, что собирается сесть рядом с ним. Диккенс с готовностью освободил место, но припозднившемуся – мистеру Артемусу Солницу из Питтсбурга, штат Пенсильвания, – сразу стало очевидно, что его сосед по натуре одиночка – «первостатейный мизантроп», как он выразится позднее. (Мистер Солниц – вышедший на пенсию инженер канализационных служб, который проживает со своей матерью и посвятил лучшие годы своей жизни собиранию неизбежных и разнообразных отходов жизнедеятельности цивилизации (по его собственному выражению) и который сейчас коллекционирует редкие книги. Он член Общества святой паствы новой реформированной пресвитерианской церкви и каждое воскресенье поет в хоре.
Вскоре после появления мистера Солница в отсек вошла мисс Шоу, произнесла положенную речь о Райском обеде, который скоро все вкусят, объяснила, как в (маловероятной) чрезвычайной ситуации развернуть и надеть облегченные скафандры, спрятанные под подушками сидений, щелкнула тумблером возле аварийного шлюза, от чего спинки сидений откинулись назад, превратившись в кушетки, и приказала всем расслабиться, пока властвует «Большая Г», пообещав, что совсем скоро «ее» заменит «Послушная Искусственная Г». После она вернулась в кабину, задернула занавески из гибкостали и подобающе расположилась на своей половине сдвоенной кушетки ускорения, которую делила с младшей стюардессой мисс Найсли и которая стояла бок о бок с мягкими откидными сиденьями, занимаемыми космопилотом Арчи Мердоком и вторым космопилотом Биксом Брэкстоном. Несколько минут спустя из диспетчерской поступила команда «Старт», и ЭОС взял курс на звезды.
Ионный двигатель функционировал безупречно, и буквально через минуту «Большая Г», иначе говоря, сила земного притяжения, отступила, и все испытали на себе слабую и довольно приятную тягу, когда взяла свое «Послушная Искусственная Гравитация». Мисс Шоу вернулась в пассажирский отсек и перевела тумблер в первоначальное положение, благодаря чему кушетки снова трансформировались в кресла.
– Ух ты! – воскликнул мистер Солниц, человек довольно корпулентный, а потому часто страдающий от одышки. – Это было круто!
Генри Диккенс не ответил.
Он пристально смотрел в окно.
«Он даже не затаил дыхания, а словно бы вообще перестал дышать, – сообщил позднее мистер Солнитц. – В статую превратился».
По всему отсеку раздавались изумленные возгласы по мере того, как все новые взоры узревали Чудеса, обещанные в издании «Небесные Экскурсии» известного путеводителя «Бедекер»: и те, что открывались в обзорном экране в потолке, и те, что были видны в «окна», но больше всего восторгов вызывало голубое с зеленым чудо, которое вдруг вспыхнуло у них под ногами.
– Ну надо же, совсем как пляжный мяч! – раздался чей-то возглас.
Все рассмеялись.
Все, кроме Генри Диккенса.
Он по-прежнему смотрел в окно. Смотрел, не отрываясь.
– Хотя я не видела непосредственно его лицо, – заявила на дознании мисс Шоу, – по отражению в стекле я могла определить, что взгляд его был направлен под небольшим углом вниз – недостаточно большим, чтобы рассматривать Землю, нет, скорее у меня возникло впечатление, что нечто, завладевшее его вниманием, расположено немного ниже траектории, по которой ЭОС поднимался на околоземную орбиту. Более того, скорость, с которой мы двигались, равно как и неподвижность его взгляда, заставляли предположить, что его взгляд притягивает не отдельный объект, а некая панорама. Проследив за его взглядом, – добавила она, – я не увидела ничего, то есть ничего, кроме горстки далеких звезд, в которых – во всяком случае для меня – нет ничего необычного и им никак нельзя приписать подобного жгучего интереса.
Мисс Шоу – не только весьма привлекательная, но также исключительно наблюдательная юная леди. Мы многим ей обязаны. Мисс Найсли не единожды прошлась на ее счет, ехидно намекая, что старшая стюардесса поочередно спит то с космопилотом Арчи Мердоком, то со вторым пилотом Биксом Брэкстоном, за вычетом вторников, когда у нее выходной, и по вторникам она, предположительно, спит со своим женихом. Возможно, это и правда, однако беспорядочная личная жизнь мисс Шоу никоим образом не умаляет ее надежности как свидетеля, и вообще эти введения вполне могут оказаться злобными домыслами мисс Найсли, способность которой отталкивать мужчин уступает лишь способности мисс Шоу их притягивать.
Именно мистеру Солницу, который, будучи соседом Диккенса, имел больше всего шансов наблюдать его с близкого расстояния, мы обязаны подробным описанием этой странной и пугающей личности.
– Я бы сказал, ему за сорок, – сообщил на дознании мистер Солниц, в коллекции редких книг которого среди прочих имеются полные собрания сочинений Уорвика Дипинга, Сомерсета Моэма и Джона Голсуорси. – Но временами, когда я искоса на него поглядывал, у меня возникало адское ощущение, что он либо гораздо моложе, либо чудовищно старше, чем я поначалу предположил. Видел я его исключительно в профиль, так как он ни разу не посмотрел в мою сторону. Кстати, он не посмотрел на меня, даже когда встал и шагнул мимо меня в проход.
– А когда он это сделал, – спросил Дж. П. Мод, коронер, проводивший дознание, – вы по его манере или выражению лица могли заподозрить, каковы могут быть его истинные намерения?
– Ну, конечно же нет! – ответил мистер Солниц. – Я счел само собой разумеющимся, что он идет в «комнату для мальчиков».
Траектория ЭОС по орбите всегда пролегает над экватором и имеет перигей приблизительно в сто тридцать миль и апогей – в сто сорок. Иными словами, небесный курс, которым двигался ЭОС и который привел Генри Диккенса к гибели, был заранее известен. А потому то, что он увидел и что в конечном итоге побудило его к подобному поступку, невозможно объяснить тем, что судно случайно оказалось в неизведанном секторе околоземного пространства. А, кроме того, все экскурсанты – за вычетом мистера Солница – считали и по сей день считают, что он вообще ничего не мог увидеть.
– Да боже ты мой, – заметила позднее Дженнифер Гросси, симпатичная юная девушка, занимавшая место прямо перед ним, – там вообще не на что было смотреть! Только уйма дурацких звезд, надоевшая Луна и огромная старушка Земля! Если бы там что-то было, я бы тоже увидела!
Ее мнение, пусть и не способ его выражения, оказалось типичным для всех экскурсантов до, во время и после дознания – опять же за вычетом мнения мистера Солница.
