И тут она посмотрела ему в глаза. Блеснули огромные черные зрачки.
– Я только посмотрю… ничего страшного.
Прост понимал – после всего пережитого ее пугало любое прикосновение. Но так и непонятно, разрешает она осмотреть шею или нет? Ни согласия, ни отказа. Только задышала быстрее – хрипло, с перерывами.
– Если бы ты позволила мне чуть-чуть откинуть простыню… вот так, теперь я вижу. На шее синяки. Тебе больно?
На этот раз – впервые за все время! – она почти незаметно утвердительно наклонила голову и судорожно, со всхлипом вздохнула.
– А откуда они, эти синяки? Ты помнишь?
Юлина хотела что-то сказать, но голос ей не повиновался. Подняла руки и растопырила пальцы наподобие когтей.
– Он? Он начал тебя душить?
Она, по-прежнему молча, но выразительно показала, как насильник схватил ее за шею, начал трясти и как она почти потеряла сознание.
– А дальше? Он тебя отпустил?
– Нет… – с трудом прошептала она единственное слово.
– Значит, ты что-то сделала?
– Там… у тропы…
– Это важно. Значит, он напал на тебя в лесу, а не в сарае. Схватил за шею и начал душить. Но тут что-то случилось?
Юлина слабо кивнула.
– Кто-то помешал? Кто-то проходил мимо?
– Нет… это я… я…
Ей было трудно говорить, при каждом слове она морщилась от боли. Замолчала, подняла руку и махнула, будто отрубила что-то.
– Ты его ударила? Сильно ударила?
Она, не опуская руки, показала на голову, а потом сделала такое же рубящее движение.
– Не понимаю… Юлина?
Она повернула голову и показала на волосы.
– Он схватил тебя за волосы?
– Заколка… – сипло, еле слышно прошептала девушка.
И прост тут же понял.
– Ты ткнула его заколкой для волос?
Кивок.
– В какое место ты его ткнула?
Юлина подняла руку и дрожащими пальцами прикоснулась к левому плечу проста.
– В плечо? – Он возбужденно кивнул мне: – Запиши. Спасибо, дорогая девочка, это очень важно. То, что ты рассказала, – очень важно. А могу я взглянуть на эту заколку?
Отрицательное движение головы – нет, не можете.
– А ты знаешь этого мужчину? Кем бы он мог быть?
Юлина попыталась что-то сказать, издала какой-то странный, похожий на воронье карканье звук и натянула простыню на лицо.
– Лица ты не видела? Он закрыл лицо тряпкой?
Слабый кивок.
– Может, что-то еще привлекло твое внимание? Как он был одет? Бродяга? Наемный работник? Слуга?
– Х-х-х… – прошипела она, словно пытаясь отхаркаться, – h-hh-h-herrasmies…
Прост глянул на меня. Я молча кивнул. Понятно. Herrasmies. Из господ.
– Спасибо, Юлина. Храни тебя Бог.
Губы девушки искривились, лицо сморщилось. Она внезапно перестала дышать, тело судорожно изогнулось. Прост молча склонился и пальцем начертил на ее лбу крест. Потом еще раз. И еще. При этом он что-то нашептывал, но так тихо, что я слышал только отдельные слова.
– Греха на тебе нет… ты спасла свою… защищалась… – И чуть громче: – Иисус с тобой, дитя. Протяни руку – и Он придет на помощь.
Дверь у меня за спиной скрипнула. Я оглянулся – Кристина. Она не вошла в спальню – от дверей робко и беспокойно смотрела на дочь.
– Сегодня ночью спите с ней, Кристина. Постель широкая. – Прост встал и расправил плечи.
Кристина молча кивнула.
– И еще… я хотел бы позаимствовать у вас вот это. – Он взял влажную тряпку, которой вытирал лоб Юлины, и сунул в карман.
Коровник в Кентте ничем не напоминал вчерашний праздник – огромное серое, полуразвалившееся сооружение. Никакой музыки, никакого пения – мертвая тишина, если не считать изредка доносящегося спокойного мычания животных на выпасе. Прост поднял с травы пустую бутылку, вылил последние капли на ладонь и с гримасой отвращения понюхал. Потом открыл дверь и вошел. Как только я сам переступил порог, вновь услышал музыку, ритмичные удары, хлопки и притопы, увидел элегантные прыжки Нильса Густафа. Закрыл глаза и представил: моя рука все еще лежит на талии Марии.
Прост, ворча что-то себе под нос, поднял с пола ленту для волос – видно, кто-то потерял в лихорадке танца.
Пожал плечами, вышел на воздух, направился к опушке и внезапно остановился.
– Значит, Руупе напал на Нильса Густафа именно здесь? – неожиданно спросил он.
– Да, здесь… Но откуда учитель знает?
Он, ни слова не говоря, поднял с травы короткую, но довольно толстую дубинку. Замахнулся, прикидывая что-то, потом еще раз – и посмотрел на меня:
– Так?
– Да, верно.
Прост огляделся и пошел по следу в лес. Я двинулся за ним. Он все время нагибался и рассматривал что-то – точно так, как когда мы с ним выходили на прогулки в поисках какого-нибудь необычного растения. Внезапно он остановился и показал на густой низкий черничник – два или три крошечных кустика сломаны. Присел, отодвинул сломанные кустики и достал из мха нож.
– Да… это его нож, Руупе.
– Днем искать легче. Ночью хоть и светло, но не так, – резюмировал прост.
Сунул нож в карман и опять огляделся.
– Надо найти тропу, по которой шла Юлина. Иди вперед, Юсси. Крикни, если увидишь что-то необычное.
Мы медленно пошли вдоль тропы. Прост по-прежнему то и дело останавливался – что-то привлекало его внимание. Тропа была утоптана как никогда – ничего удивительного. Накануне здесь прошли десятки любителей потанцевать. Мы нашли несколько пустых бутылок, горки пепла, где парни выбивали свои трубки. Иногда попадались коричневые табачные плевки. Один из них угодил на лист купавы. Trollius europeus, вспомнил я латинское название и мысленно похвалил самого себя.
– Юсси! – Я даже вздрогнул. Прост остановился и показывал на что-то. – Что думает Юсси вот об этом?
– О чем?
Мог бы и не спрашивать – на мху ясно виднелись следы.
– Большие… – сказал я неуверенно. – А рядом маленькие. Парень с девушкой, наверное.
– И еще кто-то… Странно.
Прост двигался, как собака, когда берет след, – рыскнет в сторону и возвращается, рыскнет и возвращается. Потом опять остановился и показал пальцем. Здесь земля была помягче, и след женского ботинка отпечатался очень ясно.
– Зарисуй-ка, Юсси, этот след. Погоди… Я дам тебе бумагу. Как можно точней, не упускай ни одной мелочи.
Довольно долго я, отмахиваясь от комаров, рисовал этот след. Даже прикладывал к нему рисунок, чтобы не ошибиться с размером. А прост пошел дальше.
