– Круто, – буркнула Ольга, чувствуя, что краснеет.
Вот интересно, к чему это было сказано? Просто информации для? Но довольно внезапный поворот с вооруженных всадников на интим получился. Что, новый Гантимур строит насчет новой Ольги такие же похотливые планы, какие строил Гантимур прежний насчет Ольги прежней? Но ведь Ольгушка – невинная девица, она просто ничего не успела… Но, с другой стороны, Ольга унаследовала от Ольгушки только внешность и некоторые беспорядочные знания, а чувствует-то она себя прежней Ольгой, со всем накопленным именно ею жизненным опытом, со своими, прежними чувствами и привычками, с любовью к Игорю…
И со странным волнением, которое почему-то овладело ею при этих словах Гантимура, – конечно, конечно, только информативных и невинных. Точнее сказать, взволновало воспоминание о его прежних словах о желаниях, которые ему трудно подавлять!
Да какого черта?! Или плоть своего требует, на самом-то деле? Не требовала, не требовала, да вдруг приспичило?!
Не дай бог, Гантимур это почувствует! А еще хуже, если влезет в Ольгины мысли, как уже не раз бывало.
И… и что он тогда сделает? Начнет от Ольги «добиваться», как писали Ильф и Петров?
Она едва подавила смех. Ни с того ни с сего вдруг всплыл в памяти старый-престарый, основанный, кстати, на Ильфе и Петрове, анекдот про некоего начинающего автора, который принес в издательство своей роман, где была фраза: «Граф повалил графиню на диван и начал от нее добиваться». «Что это у вас, товарищ, осколки старого строя живописно изображены, а где же каторжный труд угнетенного пролетариата?» – вопросил редактор и вернул роман на доработку. Вскоре автор вернулся. Обруганная сцена была переписана следующим образом: «Граф повалил графиню на сундук и начал от нее добиваться. А в это время за стеной ковали чего-то железного».
«Ковать чего-то железного» – это тоже из Ильфа и Петрова…
– Ча! Осторожно! – раздался вдруг окрик Гантимура, и Ольга испуганно замерла.
Гантимур замер впереди на тропе, болезненно сморщившись и держась за голову.
– Что?! – воскликнула Ольга, испуганно озираясь, словно готовясь увидеть всадника, вооруженного копьем и луком. А то и сотню!
Говорил же Гантимур, что местные жители появляются, когда о них подумаешь! Он неосторожно не только подумал, но и рассказал о них, вот они и явились, как черт, упомяни о котором – а он, как известно, тут как тут?!
– Ты наступила на мою тень! – простонал Гантимур, по-прежнему держась за голову.
– Какую еще тень? – растерянно спросила Ольга, вглядываясь в утоптанную траву, и, к своему изумлению, в самом деле увидела бледный очерк тени своего проводника.
Ольга одной ногой стояла на голове это тени.
Откуда же взялась тень, если солнца никакого только что и в помине не было?
Ольга закинула голову – и еще больше изумилась: да ведь небо стало другим! Оно прояснилось, поголубело, стало как бы глубже, в нем появился некий намек на солнце… и лес вокруг изменился. Даже странно, что она этого не замечала раньше: больше нет вокруг гибнущих деревьев и гниющих завалов, деревья вполне живые, листья зеленые, весело шелестят под легким ветерком.
– Что случилось? – воскликнула Ольга. – Мы что, уходим из Буни?
– Убери для начала ногу с моей головы, а потом я отвечу на все твои вопросы, – взмолился Гантимур.
– Извини!
Ольга попятилась, и страдальческое выражение с лица Гантимура исчезло.
– Мы не уходим из Буни, просто около шаманской реки Энгдекит оживает даже мертвая природа, – пояснил он. – Помнишь, какие у нее сверкающие волны? Они бросают отблески своего света на деревья, на траву – и даже на небо царства мертвых. И все вокруг как бы немного оживает.
– А если воды Энгдекита бросят эти отблески на местных мертвецов? – опасливо спросила Ольга. – Они тоже немного оживут?
– Нет, на людей это не действует, – буркнул Гантимур, обходя Ольгу по траве и вдруг останавливаясь, пристально глядя себе под ноги. – Погоди немного. Я хочу кое-что проверить… Странно!
Ольга оглянулась и увидела на траве свою бледную тень. Гантимур стоял на ноге этой тени и озадаченно хмурился:
– Тебе что, не больно?
– Нет, – удивленно вскинула она брови. – А с какого перепугу мне должно быть больно?! И почему больно тебе?
– Думаешь, хаян, душа человека, может отразиться только в водах Энгдекита? – буркнул Гантимур, все еще потирая голову то там, то там. – Она следует за человеком повсюду. Тень – это тоже ее изображение.
– А почему мне не больно, когда ты на мою тень наступаешь? – озадачилась Ольга.
– Наверное, потому, что ты еще не стала частью этого мира, – задумчиво проговорил Гантимур. – А вот когда сольешься с ним, все изменится.
– А как я стану этой частью?
– Когда пробудешь здесь подольше.
– А почему ты уже стал?
– Потому что я бывал здесь раньше. Этот мир ко мне уже привык.
– Слушай, ну стану я частью, а потом отделиться от этого мира смогу? – с опаской спросила Ольга. – Ну, когда придется возвращаться?
– Я же смог отделиться, – нетерпеливо бросил Гантимур. – И ты сможешь. Однако хватит болтать. Пошли дальше. Нам нужно до темноты пройти как можно больше.
И они двинулись вперед – очевидно, по-прежнему вдоль берегов Энгдекита, потому что окружающие краски становились все ярче. И не только краски! Прежняя гнилостная вонь давно уже сменились свежестью, и этого мало – откуда-то вдруг начало наносить какой-то чудесный, сладостный аромат.
Ольга озиралась, принюхивалась, восторгалась, и кончилось это тем, что она опять наступила на тень Гантимура.
– Еще раз – и ты пойдешь впереди! – пригрозил он, обернувшись.
– Да я дороги все равно не знаю, – пожала плечами Ольга. – Но скажи, откуда такой чудный запах доносится? Может быть, мы уже дошли до верховьев реки Энгдекит, где живут шаманки, и это пахнет их парфюм? Я бы тоже от такого не отказалась!
– Очень смешно, – буркнул Гантимур. – В те края, где живут шаманки, можно попасть только по реке – и то если удастся выгрести против течения. И только на лодке, а лодки у нас пока нет! Что же до чудного запаха, то это благоухает цветок, который русские называют багульником, китайцы – саган-дайля, а у нас он зовется чэнкирэ. Шаманы, да и шаманки тоже, используют его для изгнания враждебных духов и злых призраков. А еще с ним заваривают великолепный чай. И мед чэнкирэ редкостно вкусен!
Ольга невольно проглотила слюну.
– Чаю было бы неплохо выпить! Это очень странно, однако я хочу есть. Ужасно жалею, что отказалась от ужина в больнице. И у меня такое ощущение, что Ольгушка тоже не успела поесть перед тем, как бросилась с колокольни. Так что я голодна за двоих.
Гантимур кивнул:
