– Мой фюрер, – сказал Кессельринг, – если больше нет никаких сомнений, остается только отдать приказ нашим частям, находящимся в Италии, войти в Рим, арестовать и расстрелять короля, Папу, маршала Бадольо и всех, кто был замешан в измене…
– Поздно, мой добрый Альберт, – с мрачным видом ответил Гитлер, – я уже думал насчет того, чтобы отдать такой приказ, но из нашего посольства в Риме пришло сообщение, что вчера вечером в столицу Италии вступило крупное большевистское десантное соединение, высадившееся в Бари утром того же дня. Картина напоминала случившееся при захвате большевиками Хельсинки, Стокгольма и Копенгагена… Быстрота и натиск русских – и почти никакого сопротивления со стороны итальянской армии. Римская же чернь, как доложили из нашего посольства, встретила большевистские части с восторгом.
– Мой фюрер, – вскричал потрясенный Кейтель, – как такое могло произойти, ведь между Бари и Римом по дорогам почти четыреста пятьдесят километров?!
– Дело в том, – вкрадчиво сказал адмирал Канарис, – что русские десантные части особого назначения обычно перемещаются на особых машинах, способных с большой скоростью двигаться либо над водной поверхностью, либо над ровными участками суши – например, по мощеным дорогам. Именно так они достигают эффекта внезапности и неожиданно врываются в ничего не подозревающие города.
– Большая скорость – это сколько? – растерянно спросил Кейтель, – сорок километров в час, пятьдесят или шестьдесят?
– Достоверно известно, – ответил адмирал Канарис, – что больше ста. Быстрее этих штук способны передвигаться только самолеты…
– По счастью, – сказал Гитлер, – из Рима большевистский десант больше никуда не двинется, ведь прежде ему нужно подождать свои основные силы, которые только-только начали выгрузку в порту Бари. Поэтому от недели до двух у нас еще есть. Теперь хотелось бы знать, что вы посоветуете предпринять в отношении Италии, которая изменническим образом в разгар тяжелого сражения перебежала на сторону нашего злейшего врага?
– Мой фюрер, – сказал Кессельринг, – мы можем поднять всю имеющуюся у нас авиацию и нанести массированный бомбовый удар по итальянской столице. Если русское десантное соединение вырвалось далеко вперед от главных сил, то вряд ли в его составе присутствует сколь-нибудь серьезные силы ПВО. Разрушив этот город наряду с лачугами бедняков, превратив в руины его дворцы, храмы, мосты и памятники старины, мы отомстим итальянцам за враждебный нам переворот и в то же время не подвергнем наши воздушные силы значительному риску.
– Это замечательная идея, мой добрый Альберт! – воскликнул Гитлер и, повернувшись к Гиммлеру, спросил: – А вы что скажете, мой добрый Генрих?
– Мой фюрер, – ответил тот, – войска СС в означенные сроки вполне способны оккупировать Северную Италию. Поскольку итальянцы теперь у нас расово неполноценные (раз они совершили акт столь вопиющей измены), то, пока часть из них будет из последних сил строить оборонительные рубеж по реке По, другие пойдут на жертвенные алтари истинно арийского божества. В любом случае для создания секции духовно-мистического щита, которая прикроет наш Рейх от атаки с южного направления, необходимо производить массовые жертвоприношения самок недочеловеков. Вот только, мой фюрер, не просите меня посылать людей в Рим на спасение дуче без окончательного прояснения обстановки. Если он не погиб при захвате русскими Рима, то становится несомненным, что большевики сразу вывезли его в Москву. Я на их месте поступил бы точно так же или перерезал бы пленнику глотку, чтобы тот не доставлял мне неприятностей.
– Ладно, мой добрый Генрих, тебе я верю, – махнул рукою Гитлер. – Духовно-мистический щит, созданный жрецами СС, защитил нас от атак большевиков в Дании, Генерал-губернаторстве и Венгрии; и я верю, что в Италии тебе тоже будет сопутствовать полный успех. Вот только жаль, что идею моего доброго Альберта с арестом и расстрелом Папы, короля, маршала Бадольо и всех их прихвостней вместо нас исполнят большевики…
– Всех, кроме Папы, мой фюрер, – быстро сказал Канарис, – по нашим сведениям, он теперь – один из самых важных союзников большевиков.
– Теперь мне все понятно, – угрожающим тоном произнес Гитлер, – отныне и во веки веков мы будем считать каждого поклонника еврейского бога врагом германской нации и чистокровного арийского божества. Мой добрый Альберт, отдайте приказ командирам бомбардировочных эскадр, чтобы в первую очередь они сбрасывали бомбы на Ватикан. Я хочу, чтобы его дворцы и церкви лежали в развалинах и чтобы над их руинами поднимался мерзкий серый дым сгоревших так называемых культурных сокровищ. На этом все, господа, вы можете быть свободны. Я попрошу задержаться только моего доброго Генриха. Нам необходимо обсудить, как наилучшим образом утилизировать копошащуюся по ту сторону Альп муравьиную кучу недочеловеков-итальянцев.
06 апреля 1943 года. Вечер. Рим, Ватикан, Апостольский дворец, Папские апартаменты.
Пий XII, урожденный Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли, Папа Римский.
Папа Пий XII и его верный помощник кардинал Луиджи Мальоне снова сидели в папских апартаментах напротив большого камина. Старый слуга, который разжег огонь в камине, только что ушел – и теперь достойные служители Господа наслаждались теплом от яркого пламени, жадно лижущего сухие буковые поленья.
– Ни один из тех, кого мы видели, – задумчиво произнес Папа, – не является так называемым «старшим братом» или пришельцем из будущего. Ни один, монсеньор Мальоне. И в то же время от них от всех исходит какой-то свет, какая-то эманация, которая говорит, что они уже чужды нашему миру и их функция в глазах Господа – переделать наше бытие по неведомому пока образцу.
– А может, это всего лишь влияние коммунизма? – пожал плечами кардинал Мальоне.
– Нет, – продолжая перебирать четки, ответил Папа, – я встречал в своей жизни коммунистов и разных левых, поэтому знаю, что они не такие. Вспомните, что было в Испании, и сравните это с тем, что творится сейчас в Риме. Тогда испанские коммунисты оскверняли церкви, избивали и убивали священников, а сейчас у нас все как обычно, можно даже сказать, почти идеально. Храмы в Риме открыты, русские солдаты, которые патрулируют Город вместе с гарибальдийской милицией, подчеркнуто вежливо относятся к священникам и принуждают к тому же местных коммунистов. Нет, это не коммунисты – точнее, не обычные коммунисты. Те желают счастья всему миру, но видят путь к нему в разрушении до основания всего и вся. Новые русские коммунисты тоже хотят всеобщего счастья, но пытаются достигнуть его путем созидания и небольшого исправления мира. Не разрушения, а исправления – это очень важно. Тут явно есть благотворное влияние «старших братьев», но непонятно, насколько оно значительно. Ведь наша Святая Матерь Церковь тоже желает исправить неустройства этого мира, просто мы не знаем, как это следует делать. И никто не знает. Предпринималось уже множество попыток привести человечество или даже отдельные страны к всеобщему счастью, свободе, равенству и братству, но каждый раз все кончалось кровавым хаосом и жестокой диктатурой, по сравнению с которой недавно свергнутый тиран был для своего народа просто добреньким дядюшкой. Недаром же говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад… Но тут нечто иное. Русские идут своим путем, стараясь не заступать за черту. Мне бы очень хотелось встретиться хоть с одним из русских старших братьев, чтобы понять, в какую сторону они ведут наш мир.
