– Может, ничего и не видела. Или наоборот. Зависит…
– От чего?
Она посмотрела на меня – то есть на то место, где я стояла, – и тут же отвела взгляд.
– От того, поверите вы мне или нет.
– Я все готов выслушать, – пообещал папа.
– Это вы сейчас так говорите. А как я начну, сразу меня перебьете и скажете, что не существует ни чудовищ, ни иных мест.
Чудовищ? Иных мест?
– Пап, она над тобой издевается.
Он едва заметно покачал головой. Папа ей верил, и, когда я взглянула на Кэтчин, сразу поняла, почему. Из ее взгляда пропала насмешка, и она смотрела как бы внутрь себя, на нечто, видимое лишь ей. Ноздри сердито раздулись, губы плотно сжались. Не знаю, что могло напугать эту бесстрашную девушку, но чем бы оно ни было – она не шутила.
– Я вполне способен поверить в чудовищ и, мм, иные места, – сказал папа.
Кэтчин сгорбилась.
– Это надолго. Началось все даже не с пожара.
Вдруг я осознала, что ей на самом деле хочется выговориться. И она всего лишь пытается убедиться в том, что ее выслушают. И папа это понял.
– У меня полно времени.
Он выключил свой телефон и удобнее устроился на стуле, показывая, что готов сидеть здесь хоть до скончания веков.
– С чего все началось?
Кэтчин еще некоторое время сидела неподвижно и молчала. Ее взгляд снова метнулся в мою сторону, хотя она никак не могла меня видеть.
А потом она сказала:
– Все началось с заката.
Кэтчин
Закат
Мы на вершине каменистого холма.
Мамины волосы алее заходящего солнца.
– Я тебе говорила не доверять краске «Багровая мечта», – говорю я.
Она усмехается.
– Как ты, Иззи?
– Мерзну.
Мамино вязание не лучше ее краски для волос.
Свитер длинный, но не греет.
Она набрасывает свою куртку мне на плечи.
– А теперь?
– Лучше.
– Спокойнее?
Я киваю. Да.
Намного спокойнее, чем дома.
Там, где грубость. Несправедливость. И я злюсь.
Я не умею сдерживаться.
Я загораюсь внутри.
Становлюсь огнем.
В эту поездку мама научила меня словам, которые укротят огонь.
Именам всех Кэтчин, от прапрабабушки до нас.
Ба Труди Кэтчин…
Бабуля Сэди Кэтчин…
Бабушка Лесли Кэтчин…
Мама…
Я.
Их не произносят.
В нашей семье мертвых не называют.
Я повторяю их про себя.
И сердцем могу дышать.
Я всегда знала, что Кэтчин – сильные.
Не знала, через что они прошли.
Не обо всем.
Пока мама не рассказала мне в эту поездку.
– Кэтчин – бойцы. Нам приходилось сражаться, чтобы выжить. Сила всех женщин нашего рода перетекала из одного поколения в другое и собралась в тебе, Иззи.
Я прикрыла лицо ее курткой.
Мама улыбнулась.
В небе загрохотало.
Улыбка растаяла.
– Сегодня дождь не обещали. Пойдем.
Мы спустились по каменистому холму. Побежали к машине.
Земля здесь плоская.
Ее затапливает в дождь.
Мама заводит машину.
– Ремень!
С неба льется вода.
Шины скрипят по грубой земле. Выезжаем на дорогу.
Вспыхивает молния. Гремит гром.
Дождь усиливается.
Дворники не справляются.
Мама включает фары – бесполезно.
Ливень поглощает все.
Ничего не видно.
Трасса. Где она?
В машину врезается стена воды.
Река!
Моя голова ударяется о стекло.
Глаза закрываются.
Время проходит.
Я открываю глаза.
Кто-то кричит. Мама.
Дергает мой ремень. Пытается отстегнуть.
Тянется, огибая ствол.
В машине растет дерево. Странно.
Нет. Это ветка.
Переднее стекло разбито.
Вода врывается внутрь.
Мама снова кричит. Ничего не понимаю.
Вода доходит мне до груди…
Шеи…
Подбородка…
Мама смотрит на меня.
Шевелит губами.
Последнее слово.
Меня проглатывает вода.
Ремень щелкает.
Меня уносит течение.
Мама!
Голова кружится.
Руки, ноги онемели.
Я не умру.
Сила всех женщин нашего рода перетекала из одного поколения в другое и собралась в тебе.
Это важно.
Бабуля Сэди. Надо что-то о ней вспомнить.
Легкие требуют воздуха.
Я потерялась в темной воде.
Нет ни верха, ни низа.
Подо мной светятся слова.
Произносятся маминым голосом.
Когда твоя бабуля была малышкой, правительство забрало ее у мамы. Из-за закона, который позволял забирать детей просто потому, что они аборигены…
Ее голос меня не обманет.
Верх – подо мной!
Я переворачиваюсь в воде.
Плыву за словами.
Ее посадили на корабль. Повезли в плохое место. Но люди из правительства не знали, какая твоя бабуля сильная. Она родилась в день сильного шторма, и, когда впервые заплакала, плач ее походил на раскаты грома.
Рот открывается.
Просит воздуха.
Наполняется водой. Я задыхаюсь!
Я реву.
Громовой рев выталкивает воду.
Она спрыгнула с корабля в волны и поплыла. Через все море до берега, а потом через реки, одну за другой, к своей маме.
