Поскольку ВНБ вызывает также нечувствительность к температуре, людям, страдающим от этого синдрома, приходится беречься от опасностей, неизвестным большинству из нас. «Вы должны проявлять повышенную бдительность в повседневной жизни, – рассказывает Брек, – чтобы избежать серьезных травм». Когда человек не чувствует боли, ему требуются другие механизмы, чтобы узнавать о повреждениях организма. Таким сигналом может служить ощущение надавливания или постукивания, которое само по себе чревато опасностью. Когда Брек был ребенком, ему нравилось биться головой о стену, чтобы ощутить вибрацию – это доставляло ему большое удовольствие. Поэтому все дети с синдромом ВНБ носят шлем. (Что касается Брека, то он чувствует температуру предметов, однако не ощущает запахов, и это еще одна угроза, поскольку в случае пожара он не заметит запах дыма.)
Чтобы родиться с этим синдромом, нужно унаследовать мутацию гена SCN 9A сразу от обоих родителей, потому такие случаи весьма редки. Разгадав механизм действия этого гена, ученые получили бы мощное болеутоляющее. Если бы можно было произвольно блокировать сигналы от нормального SCN 9A, к примеру, после операции или серьезной травмы, врачи смогли бы полностью устранить боль. Это открытие стало бы спасением для пациентов со смертельным диагнозом, которые задумываются о самоубийстве из-за такой невыносимой боли, что ее не могут облегчить даже самые сильные наркотики. Для таких людей генетическое лечение могло бы стать единственной надеждой.
Самое важное – это решить, какой жизнью вы хотите жить: осмысленной или бессмысленной.
Приведенный пример демонстрирует парадоксальную природу боли, придуманной природой для нашей защиты, но в то же время способной причинять нам вред. Вот почему нам довольно сложно уживаться с ней. Нет смысла отрицать, что боль сама по себе является источником страдания, однако немаловажную роль играют и наши убеждения. Антуан Лутц и его коллеги заметили, что науке почти ничего не известно о том, как осмысленный подход влияет на активность мозга, связанную с болевыми ощущениями, и решили проверить, что полезнее: воспринимать боль без предубеждений и в расслабленном состоянии, то есть применять осмысленный подход, или же избегать болевых ощущений и с беспокойством ждать ее появления.
В 2013 году они провели исследование, в качестве объектов которого взяли группу людей, практикующих медитацию – экспертов, посвятивших ей больше десяти тысяч часов, и новичков. Всем им сделали МРТ мозга, чтобы изучить мозговую активность во время ожидания боли, непосредственно в момент болевых ощущений и в процессе привыкания к боли. Приборы показали, что эксперты по медитации испытывали боль с той же интенсивностью, что и новички. Однако сами они оценивали неприятные ощущения как более терпимые, а значит, страдали меньше. Что касается физиологических процессов, протекавших в мозге испытуемых, ученые объяснили, что данное различие восприятия было обусловлено повышенной активностью в передней островковой доле большого мозга и передней поясной коре, также известной как «сеть выявления значимости». Эта сеть отвечает за субъективное восприятие чувств и расстановку приоритетов.
Но почему специалисты по медитации замечали болевые ощущения быстрее, а страдали от них меньше? Дело в том, что они меньше ассоциировали себя с болевыми ощущениями, чем контрольная группа новичков, и их не так беспокоила мысль об ожидании боли. Зато когда боль появлялась, они сразу замечали ее и быстрее привыкали к ней. Субъективные оценки участников основной группы, сообщивших, что они чувствовали себя спокойно, сохраняли концентрацию и не испытывали волнения, подтвердило сканирование мозга.
Из этих открытий следует простой вывод: сознание способно облегчать страдания человека, даже если уровень физической боли не меняется. Чему это может научить нас? Исцелиться – значит избавиться от страдания, и каждому из нас следует стремиться к этому идеалу, даже если мы не скоро сможем достичь его. Давайте познакомимся с историей человека, который на это решился.
История Даррена: внутренние перемены и обновление
Даррену сорок пять лет, он женат и живет в штате Колорадо. Он не ставил своей целью кардинально измениться, однако это случилось, и произошедшие с ним перемены изумили одноклассников, которые помнили его со времен колледжа.
«Я рос в благополучной семье, – рассказывает Даррен, – и чувствовал себя абсолютно нормальным человеком – дерзким парнем, который любит соревноваться с другими и нацелен на карьеру юриста или врача. Фактически я был согласен на любую работу, которая бы очень высоко оплачивалась».
Ведомый этой неясной целью, Даррен был уверен, что у него есть все необходимое для успеха, хотя люди считали его слишком агрессивным и даже заносчивым. Одноклассники позволяли ему делать то, что он хочет, совсем не потому, что он им нравился, а потому что он мог ударить или резко осадить любого, кто пытался ему возразить.
Даррен горько улыбается: «Я знаю, что был придурком, и мало что предвещало, что я смогу измениться».
Однако в его семье произошла трагедия. Его младший брат отправился в армию, попал на войну и не вернулся.
«Я поспешил домой, чтобы поддержать родителей, – рассказывает Даррен. – Я был опустошен, как будто оцепенел, и не мог даже плакать. Однажды к нашим дверям подъехали двое военных, они привезли медали за храбрость, которыми брата наградили посмертно. Мой отец с трудом выдавил из себя пару вежливых слов, а когда они уехали, открыл коробку и произнес: „Взгляни, за что умер твой брат“».
Возможно, особое значение имело то, что такое серьезное событие в жизни Даррена произошло, когда ему едва исполнилось двадцать лет, и его психика была еще гибкой и податливой. В период, когда личность каждого юноши находится в кризисе, он уже был далеко не в лучшей форме.
«Я начал себя ненавидеть – и это еще мягко сказано. Я много пил и играл в видеоигры до трех утра, но ничто не могло притупить чувство вины дольше, чем на несколько часов. Я должен был защитить своего младшего брата, а вместо этого едва обращал на него внимание. Каждую ночь я лежал без сна, размышляя, мог ли я отговорить его идти в армию, и однажды понял, что даже не знаю, зачем он вообще это сделал. У него не было других вариантов? У него был прилив патриотических чувств?»
В жизни Даррена начался период самопознания. Вместо того чтобы сразу поступить в юридическую или медицинскую школу, он взял академический отпуск и занялся домашними делами. Ему не удалось завести близких и прочных взаимоотношений ни с одной девушкой, и спустя год или два он вообще перестал ходить на свидания.
«Я кое-что понял тогда, – говорит он. – Если я не начну работать над собой, меня либо раздавит груз прошлых переживаний, либо я буду притворяться, что у меня все хорошо, – но что дальше?»
Даррен сделал невероятное: на долгие пять лет он погрузился в себя и попытался разобраться, кто он такой. «У меня не хватало умения, чтобы проанализировать себя, как психолог, но мне это и не было нужно. Я просто хотел снова обрести гармонию с самим собой, и для этого мне пришлось смириться с фактом, что я стал тем, кем быть никогда не желал, – не просто придурком, а человеком без внутреннего мира».
