Тибоун засмеялась: «Когда в следующий раз я поеду в Европу, я сделаю несколько встреч “просто чтобы поздороваться” и посмотрю, что из этого выйдет».
Есть много шансов, что Тибоун обнаружит, что время, потраченное на то, чтобы «просто поздороваться» с ее европейскими коллегами, окупится, когда в следующий раз у нее возникнет проблема, для решения которой потребуется их участие. Доверие – это как страховой полис: вы инвестируете в него заранее, до того как в нем возникает потребность.
Глава 7. Игла, а не нож. Продуктивное несогласие
Одно из моих детских воспоминаний – это как мы с семьей слушали популярное американское радиошоу Гаррисона Кейлора «Спутник прерий». Глубокий баритон Кейлора, мягко подшучивающего над жителями Миннесоты (как и над всеми остальными), до сих пор доносится по субботам из сотен радиостанций Национального Общественного Радио.
Многие годы одной из традиционных составляющих шоу Кейлора были скетчи о владельце мифического кафе «Буф» – французском шеф-поваре Морисе, рассматривающем каждого клиента как потенциального спарринг-партнера в словесных баталиях. В моем любимом скетче Кейлор звонит в кафе «Буф», чтобы зарезервировать там столик, но нарывается на поток вопросов от Мориса (разумеется, задающего их со смешным поддельным французским акцентом). Во что Кейлор будет одет? Может ли Морис быть уверен, что галстук Кейлора подойдет к ресторанным обоям? Чем больше Кейлор описывает свой гардероб, тем настойчивее Морис задает ему вопросы и критикует. Именно через эти скетчи я впервые получила представление о французах, как о заядлых спорщиках.
Когда я переехала во Францию, этот стереотип материализовался в ежедневных новостях. Забастовки и демонстрации казались частью общественной жизни и могли происходить из-за чего угодно – от повышения оплаты за колледж до предлагаемых пенсионных изменений. Но мне никогда не доводилось лично сталкиваться с французской любовью к дебатам до тех пор, пока однажды вечером мой (французский) муж Эрик не пригласил меня поужинать дома у его школьной подруги Элен Дюран.
Элен и ее муж жили рядом с гольф-клубом к западу от Парижа. За столом сидели четыре пары. Кроме меня все были французами. За ужином все смеялись и прекрасно ладили, а Элен и ее лучшая подруга Жульетт развлекали всех забавными рассказами о своих дневных неудачах на поле для гольфа.
Но потом в середине ужина что-то пошло не так – или мне это показалось с моей американской точки зрения. Жульетт и Элен начали горячо спорить: хорошее это или плохое дело – ежегодный турнир по гольфу, проходящий каждую весну практически на заднем дворе у Элен. Элен пылко заявляла, что она категорически против данного турнира. Жульетт возражала: «Ты так говоришь, потому что ты эгоистка. Я за него!» Остальные гости стали занимать в споре разные стороны. Тон повысился, руки жестикулировали.
В моей родной американской культуре подобный спор за ужином – очень плохой знак. Чаще всего он заканчивается тем, что один или несколько человек в раздражении покидают комнату, хлопнув дверью, и больше не возвращаются. Поэтому мне стало очень некомфортно, когда Жульетт спросила меня в упор: «Ну а ты, Эрин, что думаешь?»
Не имея никакого желания подключаться к этому спору и обидеть, по крайней мере, одну из моих новых подруг, я быстро нашлась с ответом: «У меня нет мнения». И к моему крайнему удивлению, спустя несколько минут разговор перешел на обсуждение того, кто куда поедет в ближайшие праздники – без каких-либо признаков взаимных обид. Я в недоумении смотрела на то, как Жульетт и Элен пошли, держась за руки, на кухню приготовить кофе, смеясь на всю квартиру и оставаясь, как всегда, лучшими подругами.
Конечно, несогласие за столом может возникнуть почти в любой культуре. Но тот факт, что Элен и Жульетт так остро пикировались без каких-либо последствий для их дружбы, говорит об очевидном культурном подтексте данного эпизода.
Теперь на минуту представьте, что бы случилось, если бы подобная сцена произошла в рабочей обстановке. Вообразите, какое замешательство возникло бы в команде, состоящей из людей из разных культур, с совершенно разным отношением к проявлению несогласия. Ощущали бы они дискомфорт? Беспокойство? Как минимум.
Конфронтация: потеря лица или горячее обсуждение
Получив диплом MBA в престижном европейском университете, Ли Шен с радостью согласилась на предложение работы в качестве менеджера по маркетингу во французской транснациональной корпорации L’Oréal. На своем рабочем месте в шанхайском офисе L’Oréal Шен, с ее отличным английским и приемлемым французским языками, чувствовала себя уверенно, общаясь с европейскими коллегами. Шен вспоминает: «Я практически не замечала культурной разницы между мной и французскими коллегами. В конце концов, я несколько лет училась за рубежом и гораздо лучше адаптировалась к международной среде, чем большинство китайцев. Мне нравится чувствовать, что я могу легко перемещаться из одной культурной среды в другую».
Через несколько месяцев Шен пригласили приехать в Париж для доклада о том, как, с ее точки зрения, нужно адаптировать маркетинговую кампанию для китайского рынка. «Корпорация потратила много денег на мою поездку, поэтому я тщательно подготовила свою презентацию, – вспоминает она. – За тринадцать часов полета из Шанхая я отрепетировала каждый слайд, чтобы мои выводы выглядели ясно и убедительно».
На совещании присутствовали двенадцать человек, и Шен была единственным участником не из Европы. Предложения Шен были ясными, а подготовка – скрупулезной. Но она была ошеломлена потоком вопросов, последовавшим со стороны ее французских коллег. «Это началось с вопроса, почему я выбрала другой цвет для печатной рекламы. Когда я объяснила причину, присутствующие стали задавать новые вопросы и критиковать принятые мной решения». Шен почувствовала себя атакуемой и униженной. «Но больше всего я злилась на саму себя, – говорит она. – Очевидно, что они не воспринимали меня как эксперта по маркетингу, в качестве которого я себя позиционировала». Шен всячески старалась говорить спокойно, но, как она признается: «По правде сказать, я чуть не плакала».
Когда совещание наконец закончилось, Шен быстро собрала вещи и направилась к двери. Но не успела она выйти, как ее ждал сюрприз. «Несколько участников совещания, как раз те, которые только что публично меня критиковали, подошли ко мне, чтобы поздравить, – говорит она. – Они сказали, что моя презентация была тщательно подготовленной и интересной. И тогда я поняла, что я – в большей степени китаянка, чем думала».
Концепция, которую китайцы называют мяньцзы, или «лицо», существует во всех обществах, но ее значимость различается в разных культурах. Когда вы представляетесь кому-то, вы демонстрируете свой публичный образ. Например, когда я обращаюсь к группе международных менеджеров, я представляюсь им профессором в области межкультурного взаимодействия, неявно подразумевая наличие у себя знаний и опыта управления большими группами менеджеров. Поэтому если какой-то участник моей программы публично заявит, что я не знаю того, о чем говорю, что мои знания слабы, а лидерские навыки отсутствуют, – я «потеряю лицо», будучи публично опозоренной.
