— А как же, бабушка! Я ей же запретил делать утомительную домашнюю работу и носить тяжести.
— Главная опасность — душевные тяжести, а не телесные.
— А как от них уберечь жену в наше-то время?
— Ну, тут рецептов нет. Разве что один. Но он очень трудный.
— Какой, бабушка?
— Вот такой: поставь себе цель — сделать так, чтобы время своей беременности Катюша в будущем вспоминала как самое счастливое время своей жизни.
— А как это сделать? Ведь это такой труд — носить ребенка!
— Хорошо уже, что ты это понимаешь. Но многое и от тебя зависит. У нее могут быть капризы, нападения беспричинной печали, а ты все это должен растворить своей любовью и заботой. И баловством! Ожидающую ребенка жену надо баловать вдвое больше, чем невесту! Дари ей цветы и маленькие подарочки, радуй ее и хвали, почаще говори о любви. Помни, радуется она — радуется и младенец в ней.
— Я понял, бабушка. А можно если что, так я буду к вам прибегать за советом или звонить?
— Ну конечно можно, дорогой! Прибегай и звони. Я же бабушка и прабабушка! А я с этого дня буду усиленно молиться за непраздную Екатерину, ее супруга и их чадо.
— Спасибо…
— Булочка! Так можно я половину твоих роз себе возьму? — спросила Наташка.
— Можно. Возьми на кухне бумажные полотенца и заверни, чтобы не уколоться. А вторую половину букета заверни для Катюши.
— Спасибо, Булочка!
Вскоре гости распрощались с Агнией Львовной и вышли за дверь.
Спустившись во двор и оглянувшись на окна бабушкиной квартиры, они вдруг заговорили все разом.
— Мама совсем плоха стала…
— Нет, надо ее забирать к нам жить! И что это она упрямится? Или это уже старческое?
— Да, возможно. Она, кстати, все путает: сегодня среда, а она попросила купить ей сулугуни.
— А вы знаете, что у нее в кошельке не было НИ КОПЕЙКИ! А ведь у нее позавчера была пенсия.
— Ну, деньги у нее теперь есть, я ей подарил конвертик.
— И Марковкин ей в кошелек сунул тысячу.
— И при этом, вы видели, у нее совершенно пустой холодильник!
— Трудно ей одной жить. Совсем, совсем сдала наша старушка…
— Да ладно вам! — возмутилась Наташка. — И ничего она не сдала, просто у нее вдобавок к мудрости с годами прорезался здоровый пофигизм!
— Не иначе, Наталья, это она от тебя заразилась!
Все засмеялись и почувствовали облегчение: пофигизм у старушки — это еще не так страшно! Они подошли к припаркованной во дворе машине Марка и стали в нее усаживаться: старшая пара с Наташкой на заднее сиденье, младшая пара — впереди.
После ухода гостей Агния Львовна еще немножко полежала, отдыхая от них, любимых, но шумных, а потом встала и отправилась через площадку к соседкам. Позвонила в ту и в другую дверь, а когда подруги выглянули, сказала:
— Девочки! Берите Таньку и марш ко мне — будем теперь справлять мой день рожденья в самом узком семейном кругу!
И они его справили. Вынули из холодильника остатки закусок, достали из буфета спрятанную в углу бутылку кагора и сели пировать. Поели, выпили по рюмочке, поговорили о том, что Агния Львовна скоро станет прабабушкой, еще раз выпили — теперь за непраздную Екатерину. А потом Варвара Симеоновна сходила к себе за гитарой и спела песню. Не свою, правда, но очень подходящую к случаю:
А на Марата, как тогда, летают сизые голуби,
Снуют у белых колонн Музея Арктики.
Я вспоминаю о годах, в которых не было холодно,
Когда мечты наши были завернуты в фантики.
Гитарой баловалась юность в наше время веселое,
И узнают меня все на этой улице,
И с рынка тянет свежей зеленью и маслом подсолнуха,
Но, чтоб увидеть тебя, надо зажмуриться.
[6]
…И, засыпая в эту ночь, Агния Львовна сказала мысленно: «Спасибо Тебе, Господи, за этот чудесный день рожденья!»
История вторая
Птичий грипп на троих
Утром Варвара Симеоновна вышла из своей квартиры и увидела на площадке Титаника, сидящего с самым несчастным видом на привязанном к перилам поводке. На двери его хозяйки Лики Казимировны Ленартович белел листок бумаги. Она подошла, вынула из сумки очки для чтения и в величайшем недоумении прочла следующий текст:
ОСТОРОЖНО! НЕ ВХОДИТЬ!
В КВАРТИРЕ ПТИЧИЙ ГРИПП!
Дорогие мои Варежка и Агуня, я заболела. Это птичий грипп.
Возьмите к себе Титаника. Врача я вызвала сама. Прощайте, мои дорогие подруги, это конец, я ухожу в вечность.
Я вам позвоню, если смогу.
— Однако! — сказала Варвара Симеоновна в раздумье. Она достала из сумочки ключ от квартиры Лики Казимировны, повертела его и сунула обратно, позвонила в квартиру Агнии Львовны, но той не оказалось дома. «В магазин, наверное, вышла! Значит, записку и Таньку она не видела, они появились позже», — решила Варвара Симеоновна и стала отвязывать поводок Титаника. Тот вскочил и взволнованно замотал хвостиком.
— Ну, конечно, конечно, гулять, дорогой ты мой пес! Куда же мы с тобой еще можем пойти в такой ситуации? Что ты так на меня смотришь? А, ну да, еще в аптеку, само собой. Птичий грипп — это, знаешь ли, не шутка, милый! Наверняка твоя хозяйка считает, что он передается не только от птиц человеку, но и от человека собаке, вот и выставила тебя из дому. Так что ты на нее не обижайся и не жалуйся. Вперед, дружок, беги без поводка!
Титаник неуклюже запрыгал вниз по лестнице, ныряя головой и цепляясь когтями мохнатых лап за оббитые края ступеней. Внизу Варвара Симеоновна снова прикрепила поводок к ошейнику, и они степенно вышли во двор.
На скамейке под тополем прохлаждалась неразлучная троица местных бомжей — Гербалайф, Иннокентий и Василь-Ваныч. Именно «прохлаждалась», потому что на дворе было прохладно: уже шел октябрь, и, хотя небо было ясное и вовсю светило солнышко, воздух по утрам уже не прогревался, и потому все трое сидели, засунув руки в рукава своих более чем скромных одежек и поеживались. На Гербалайфе и Иннокентии были много чего повидавшие куртки, а на Василь-Ваныче — классическая солдатская телогрейка.
— Доброе утро, уважаемая Варвара Симеоновна! — приветствовал ее Иннокентий.
— Здравствуйте, молодые люди!
— Здрасьте вам! В магазин или на рынок? — полюбопытствовал Гербалайф.
— Титаника они прогуливать вышли! — солидно пояснил Василь-Ваныч. — Лика Казимировна-то заболела. Птичий грипп у нее.
