Гермина, Гретль и Хелена не имели ничего общего с этим ходатайством. Они знали, что Герман Христиан был сыном Моисея Майера, и если это означало по немецким законам, что они евреи, то так тому и быть. Пауль, возможно, предпринял бы еще какие-то шаги, чтобы не быть евреем в Третьем рейхе. Он не надеялся на изменение статуса и потому искал способ покинуть «великую Германию» как можно скорее. Он убеждал Гермину и Хелену сделать то же самое — оставить все и уехать в Швейцарию. Когда дом горит, говорил он, разумнее всего выпрыгнуть из окна и забыть об имуществе. Гермина не могла оставить друзей, семью и любимый Хохрайт, а Хелена не могла оставить детей и внуков. Обе отказались уезжать. В июле 1938 года, после того как они обменялись резкими выражениями, Пауль оставил сестер в Австрии и уехал в Швейцарию один.
Хелена и Гермина уехали из Вены, чтобы провести лето в Хохрайте, все еще считая, что их статус евреев не представляет для них никакой опасности. Их потрясла уверенность Гретль, когда она, приехав в сентябре в Хохрайт, сказала им, что за пределами Германии среди людей компетентных распространено мнение — война может разразиться в любой момент (это было время чехословацкого кризиса), и что стало известно, что евреев в Германии сгоняют и увозят в концентрационные лагеря, где их почти не кормят и очень плохо с ними обращаются. Гретль убеждала Гермину и Хелену уехать из Австрии.
К тому времени немецкие евреи уже не могли уехать в Швейцарию, и требовался другой план. Гермина согласилась с предложением Гретль купить югославский паспорт себе и Хелене у еврея-юриста в Вене. Она, очевидно, верила, что таким способом югославское правительство и давало гражданство: по ее словам, Гермина не знала, что они покупают фальшивые паспорта, пока Арвид Шёгрен, который ездил забрать их в Югославию, не сообщил, что их сделали в мастерской, которая специализируется на подделке документов.
Тем не менее, Гермина последовала плану и поехала в Мюнхен сама, чтобы получить швейцарские визы по фальшивым паспортам. Почти в то же самое время полиция начала расследовать именно этот источник подделок, и, не успев бежать в Швейцарию, Гермина и Хелена были арестованы вместе с Гретль и Арвидом. Они провели две ночи в тюрьме, а Гретль — три. При последующем судебном разбирательстве Гретль сделала все возможное, чтобы всю вину возложили на нее, и магистрат принял ее признание, хотя Гермина считала, что лучшей защитой были их внешность и манера речи. Перед судом предстали не грязные, вонючие, носящие кафтаны евреи, описанные в Mein Kampf, а гордые члены известной и богатой буржуазной австрийской семьи. Со всех четверых сняли выдвинутые против них обвинения.
Сколько знал об этой истории Витгенштейн, сказать невозможно. В любом случае достаточно, чтобы заболеть от беспокойства за своих сестер. В письме Муру в октябре 1938 года он говорит о «высочайшем нервном напряжении последних пары месяцев»
[977] и связывает это с тем фактом, что «мои в Вене в большой беде». Ожидание британского паспорта стало почти невыносимым, поскольку он страстно желал поехать с ним в Вену, чтобы как-то помочь своим сестрам. Среди всех этих тревог лицезреть Невилла Чемберлена, который вернулся из Мюнхена, провозглашая: «Мир в наше время», — было невыносимо. Витгенштейн послал Гилберту Паттисону одну из открыток, посвященных «успеху» Чемберлена. Под изображением Чемберлена и его жены стояла подпись: «Посланник мира. Браво! Мистер Чемберлен». На обратной стороне Витгенштейн написал: «В случае, если тебе понадобится рвотное, вот оно»
[978].
Зимой 1938–1939 года Рейхсбанк навел справки об иностранной валюте семьи Витгенштейн. По нацистским законам Рейхсбанк имел все полномочия заставить семью перевести деньги им. Однако из-за сложных финансовых условий вкладов им было трудно запустить туда свои руки. Благодаря этому обстоятельству у Гретль появилась другая возможность обеспечить безопасность сестер: они согласятся передать иностранную валюту в обмен на письменное свидетельство о том, что Гермина и Хелена будут считаться арийками.
Так начались долгие переговоры между берлинскими властями и Витгенштейнами, которые увенчались тем, что нацисты согласились удовлетворить ходатайство, подготовленное Бригиттой Цвиауэр в предыдущем году, в обмен на перевод иностранной валюты Витгенштейнов. Переговоры осложнялись разногласиями семьи с Паулем. Он к тому времени уехал из Швейцарии и жил в Америке, и не желал идти на сделку с нацистами, чтобы удовлетворить извращенное желание сестер остаться в Австрии. Неправильно, утверждал он, помогать нацистам, отдав в их руки такое большое богатство. (Гермина приписывает этот аргумент советникам Пауля, которые, как она утверждает, все без исключения евреи — как будто только еврей сочтет такое соображение заслуживающим внимания.)
Препирательства продолжались всю весну 1939 года, Гретль металась между Нью-Йорком, Берлином и Веной, пытаясь прийти к соглашению, которое бы удовлетворило все стороны, и дело все еще не было устроено, когда Витгенштейн наконец получил британский паспорт 2 июня 1939 года. И месяца не прошло, как он начал ездить в Берлин, Вену и Нью-Йорк, чтобы помочь Гретль достичь соглашения. Для таких вещей, говорит Гермина, брат не годился ни по опыту, ни по темпераменту. Более того (хотя она на это и не указывает), вряд ли он не заметил иронию в том, чтобы подкупить нацистов ради признания ими той лжи, которую он сам разоблачил всего пару лет назад. Тем не менее, он провел переговоры с поразительной четкостью и упорством. «И если, — добавляет Гермина, — он не достиг в Нью-Йорке всего, чего хотел, это была не его вина»
[979]. Вина, подразумевает она, лежит на Пауле.
Несмотря на возражения Пауля, результатом этих переговоров было то, что большую часть семейного богатства перевели из Швейцарии в Рейхсбанк, и Reichstelle für Sippenforschung отправила в свой венский офис официальный документ о том, что Герман Христиан Витгенштейн — deutschblütig
[980] без каких-либо оговорок. Следовательно, в августе 1939 года Гермина и Хелена и все остальные внуки Германа Христиана получили сертификаты, подтверждающие, что они Mischlinge (или с примесью еврейской крови), а не евреи
[981]. Позже, в феврале 1940 года власти Берлина пошли дальше и объявили, что правила, относящиеся к Mischlinge, неприменимы к потомкам Германа Христиана Витгенштейна и что «их расовая классификация по закону гражданства Рейха [Нюрнбергским законам] не представляет дальнейших трудностей»
[982]. Так Гермина и Хелена смогли пережить войну относительно спокойно.
