К тому времени Витгенштейна настолько увлекли философские проблемы, что решение посвятить себя инженерному делу отошло на задний план. Хотя его стипендию продлили на следующий год и он все еще числился студентом Манчестерского университета в октябре 1911 года, воздухоплавание для него закончилось во время летних каникул, когда «в постоянном, неописуемом, почти патологическом состоянии ажитации»
[45] он набросал план книги по философии.
Глава 3
Ученик Рассела
В конце летних каникул 1911 года Витгенштейн отправился в Йену, чтобы затем обсудить с Фреге план книги — вероятно, он хотел понять, стоит ли продолжать или следует вернуться к исследованиям в аэронавтике. Гермина знала, что Фреге старый человек, и боялась, что у него не хватит терпения справиться с ситуацией или что он не поймет судьбоносной важности этой беседы для ее брата. Много позднее Витгенштейн рассказывал друзьям, что, когда они встретились, Фреге «вытер об него ноги», — возможно, это одна из причин, почему ничего от задуманной работы не сохранилось. Фреге, однако, был впечатлен и посоветовал Витгенштейну поехать учиться в Кембридж к Бертрану Расселу
[46].
Этот совет стал более знаменательным, чем Фреге мог предполагать, и не только привел к поворотному моменту в жизни Витгенштейна, но и невероятно повлиял на Рассела. Потому что в то же самое время, когда Витгенштейну требовался наставник, Рассел нуждался в ученике.
1911 год был чем-то вроде водораздела в жизни Рассела. Годом ранее он закончил Principia Mathematica, плод десяти лет изматывающей работы. «Мой разум так полностью и не восстановился от напряжения, — писал он в „Автобиографии“. — С тех пор я больше не мог работать с такими трудными абстракциями, с которыми работал прежде»
[47]. С завершением «Оснований» жизнь Рассела и в личном, и в философском плане вошла в новую фазу. Весной 1911 он влюбился в Оттолайн Моррелл, аристократку, жену депутата либеральной партии Филиппа Моррелла, и их роман продолжался до 1916 года. На пике страсти он писал Оттолайн по три письма в день. Эти письма содержали почти ежедневный отчет Рассела о Витгенштейне — отчет, вносящий полезные коррективы в некоторые анекдоты, которые он рассказывал о Витгенштейне позднее, когда любовь к красному словцу брала верх над заботой о точности.
Отчасти под влиянием Оттолайн, отчасти изнуренный «Основаниями», Рассел стал писать работы по философии иного рода. Первой книгой после «Оснований» были «Проблемы философии» — его «бульварный роман», первая из многочисленных популярных работ, книга, в которой впервые раскрылся его замечательный дар ясно выражать трудные идеи. В это же время он занял пост преподавателя математической логики в Тринити-колледже. Преподавание и работа над популяризаторской книгой — вместе с тем фактом, что Рассел был опустошен ею — убедили его: с этого момента главная задача в развитии идей «Оснований» — поощрять других продолжить с той точки, где он закончил. В конце 1911 года он написал Оттолайн: «Я думал, что философия техники остается для меня очень важной». Но теперь:
Я беспокоюсь о философии в целом; все, что я могу еще сделать в философии (я имею в виду профессиональную философию), не кажется мне делом первостепенной важности. Мне действительно лучше писать бульварные романы… Я считаю, что разъяснять мои идеи — это правда важно
[48].
Влияние Оттолайн сказалось на желании Рассела назвать книгу по религии «Тюрьмы». Он начал ее, когда заканчивал «Проблемы философии», и спустя некоторое время, в 1912 году, бросил. Название работы — цитата из «Гамлета»: «Весь мир — тюрьма, и Дания — из самых скверных» — и центральная идея, «религия созерцания», должны были раскрыть способы побега из тюрем, в которые мы заключаем человеческую жизнь. Под «религией созерцания» Рассел не подразумевал веру в Бога или бессмертие — даже безоглядное увлечение глубоко религиозной Оттолайн не могло заставить его уверовать в них. Он имел в виду мистический союз со Вселенной, где преодолеваются наши конечные эго и мы сливаемся с бесконечностью. Как-то раз (и довольно скептически) он сказал Оттолайн: «То, что ты называешь Богом — это во многом то, что я зову бесконечностью»
[49].
Этот проект стоит рассматривать как попытку Рассела примирить собственный скептический агностицизм с набожной верой Оттолайн. Самонадеянность книги проявляется в письме Оттолайн, где говорится, что любовь к ней дарует ему свободу:
…больше нет для меня тюрьмы. Я достиг звезд, и через годы и повсюду сияние твоей любви освещает мир для меня
[50].
Рассел, которого Витгенштейн встретил в 1911 году, был далек от того строгого рационалиста, преступника веры, каким он стал позже. Он находился во власти своей любовной истории — восприимчивый, эмоциональный, на иррациональной стороне человеческого бытия, внимая даже своего рода трансцендентальному мистицизму. Важнее всего, что он, решив, что внес свой вклад в профессиональную философию, искал человека молодого, энергичного и готового продолжить начатую работу.
Есть свидетельства, что Витгенштейн собирался сначала проигнорировать совет Фреге и продолжить работу в Манчестере. Так, мы все еще находим его в списке студентов-инженеров к началу осеннего семестра — его стипендия была продлена на год. Возможно, проиграв в споре с Фреге, он решил преодолеть свое влечение к философии математики и упорно следовать инженерному призванию.
Очевидно, безо всякой предварительной договоренности, 18 октября — примерно через две недели после того, как начался осенний семестр, — Витгенштейн вдруг явился в комнаты Рассела в Тринити-колледже, чтобы представиться.
