Как только Витгенштейн вернулся из Вены, он сразу подал в отставку. Ему сказали, что он может взять отпуск на осенний триместр. Так, хотя он формально не переставал быть профессором до конца 1947 года, его освободили от бремени лекций и жизни в Кембридже.
Прежде чем уехать, он еще месяц готовил машинописный текст своей последней работы по философии психологии. Теперь она опубликована как «Заметки по философии психологии», том I. Однако Витгенштейн напечатал ее не для того, чтобы издать как отдельную работу, а в качестве материала, который можно использовать при пересмотре последней трети «Философских исследований». «Она по большей части плоха, — говорил он фон Вригту, — но мне она нужна в удобной форме, то есть напечатанная, потому что она может стать источником более правильных мыслей, когда я ее прочитаю». Он добавил:
Я ни в коем случае не смотрю в будущее с оптимизмом, но как только я уволился, то почувствовал, что это было единственно правильное решение
[1250].
Трудно не усмотреть в его бегстве в Ирландию и одиночестве попытку избавиться не только от Кембриджа, от лекций и англичан, но и от мучительной близости с любимым. Мнимая причина для того, чтобы побыть одному, заключалась в желании закончить книгу, но, хотя он много написал за годы, проведенные в Ирландии, едва ли в его работе мы найдем целенаправленные усилия по ее завершению. Он разрабатывает совершенно новое направление мысли, и самое сильное впечатление получаешь от этого витгенштейновского «философствования на всю катушку» — от выполнения «единственной работы, которая на самом деле ободряет меня».
Глава 25
Ирландия
Первые две недели в Ирландии Витгенштейн жил в отеле «Росс» в Дублине. Когда Друри освобождался после работы в больнице, они с Витгенштейном вместе отправлялись искать съемное жилье в Дублине или окрестностях. Нигде не было того уединения и покоя, в которых нуждался Витгенштейн, но проблему временно решил друг Друри по Госпиталю Святого Патрика, Роберт Маккалло. Он имел привычку проводить каникулы на ферме в деревне Редкросс в графстве Уиклоу, принадлежавшей Ричарду и Дженни Кингстон, и они сказали ему, что готовы принять постояльца. Эта информация дошла до Витгенштейна, который немедленно выехал из Дублина, чтобы «все разнюхать» (к тому времени его лексикон был щедро усыпан фразами, позаимствованными из американских детективных романов). Графство Уиклоу его очаровало. «Когда я ехал обратно на автобусе, — сказал он Друри по возвращении, — я все время отмечал про себя, какая это прекрасная страна».
Однако вскоре после переезда на ферму Кингстонов он написал Ризу, что чувствует себя здесь «холодно и некомфортно»
[1251]: «Я могу через пару месяцев переехать в более уединенное место на западе Ирландии». Но через несколько недель он освоился, и в первую поездку Друри в Редкросс все, казалось, шло хорошо. Витгенштейн сказал ему: «Иногда мои идеи приходят так быстро, что я чувствую, как будто моим пером кто-то водит. Теперь я ясно понимаю, что для меня было правильно оставить профессуру. Я бы никогда не смог так работать, останься я в Кембридже»
[1252].
Держаться подальше от «разлагающейся и распадающейся английской цивилизации», которую олицетворял Кембридж, несомненно, было одним из главных достоинств жизни в Ирландии. Когда фон Вригт написал о своих сомнениях относительно того, стоит ли ему принимать кембриджскую кафедру философии, Витгенштейн ответил, что он прекрасно все понимает, и предположил, что фон Вригт не согласится, потому что «меня в свое время менее всего привлекала перспектива стать англичанином или беженцем в Англии»
[1253].
Когда фон Вригт в итоге согласился принять кафедру, Витгенштейн подбадривал его, но добавил жутковатое предостережение:
Кембридж — это опасное место. Станете ли вы поверхностным? Льстивым? Если нет, то будете ужасно страдать. — В вашем письме меня особенно тревожит ваш восторг от мысли о преподавании в Кембридже. Мне кажется: если вы идете в Кембридж, вы должны идти с ТРЕЗВОЙ головой. Пусть мои страхи окажутся безосновательны и пусть вам хватит сил не поддаться искушению!
[1254]
Помимо того что он вырвался из Кембриджа, жизнь в Редкроссе привлекала его красотой пейзажей Уиклоу. Зима была мягкой, и Витгенштейн мог гулять почти каждый день. «Здесь ничто не напоминает уэльское побережье, — писал он Ризу, — но краски столь прекрасны, что все окупают»
[1255]. Сестре Хелене он писал:
Пейзаж не привлекал бы меня так, не будь краски зачастую такими чудесными. Думаю, это как-то связано с атмосферой, потому что не только трава, но и небо, море и даже все коричневое — все великолепно. — Здесь я себя чувствую гораздо лучше, чем в Кембридже
[1256].
Он брал с собой записную книжку на прогулки вокруг Редкросса и часто работал на природе. Сосед Кингстонов, который часто видел Витгенштейна во время его излюбленных прогулок, рассказывает, что однажды проходил мимо, когда тот сидел в канаве и бешено что-то строчил, не обращая внимания на происходящее вокруг. Вероятно, это был один из тех случаев, когда, как он сказал Друри, идеи приходили так быстро, что казалось, будто его пером кто-то водит. Однако он старался не придавать слишком большого значения этим приступам вдохновения:
Шиллер пишет в письме (я думаю, к Гёте) о «поэтическом настроении». Пожалуй, я знаю, о чем он говорит; думаю, что мне оно знакомо. Это такое настроение, когда человек восприимчив к природе и когда мысли кажутся столь же живыми, как сама природа. Удивительно, что Шиллер не написал ничего лучше (или так мне кажется), и потому я вовсе не убежден, что создаваемое мною в таком настроении действительно имеет хоть какую-то ценность. Вполне возможно, что мои мысли получают свой блеск от света извне. Что сами они не светят
[1257].
Он взял с собой и свою машинопись, ныне Часть I «Философских исследований», и то, что теперь является томом I «Заметок по философии психологии». Из них, присовокупив заметки, которые писал в Редкроссе, он надеялся сформировать окончательную версию первой части книги. (Вторая часть — о философии математики — уже была фактически отвергнута.) Он сообщил всем своим друзьям, что работа идет достаточно хорошо. Впрочем, есть свидетельства того, что он собирался оставить задачу издания своим литературным душеприказчикам. «Бог знает, опубликую ли я когда-нибудь эту работу, — писал он фон Вригту, — но я бы хотел, чтобы ты взглянул на нее после моей смерти, если ты меня переживешь. Там есть над чем поразмышлять»
[1258].
