В этот период восстановления он оставался в Дублине, и предположительно в это время готовил рукописный чистовик второй части «Философских исследований». Для развлечения Друри хотел дать ему проигрыватель и несколько записей на выбор. Витгенштейн отказался. Лучше не надо, сказал он; это все равно что дать ему коробку шоколада: «Я не смогу узнать, когда прекратить есть». С другой стороны, Друри сам должен слушать музыку, когда он устает от работы. И поэтому на следующее утро он послал радиоприемник в комнаты Друри. Вскоре Друри отметил значительное улучшение в технике записи, послушав то, что транслируется по радио. Это навело Витгенштейна на типично шпенглерианские размышления:
Это так характерно, что когда механизмы воспроизведения столь значительно улучшаются, остается все меньше и меньше людей, которые знают, как надо играть музыку
[1325].
13 июня Друри и Витгенштейн вместе слушали радиодискуссию между А. Дж. Айером и отцом Коплстоном на тему «Существование Бога». У Айера, отметил Витгенштейн, «было что сказать, но он непоправимо поверхностен»
[1326]. Коплстон, с другой стороны, «вообще ничего не внес в дискуссию». Попытки оправдать христианские верования философскими аргументами означали, что он совершенно упустил главный смысл.
Через неделю Витгенштейн уехал из Дублина. Чувствуется, что, упаковывая огромную кипу записных книжек, рукописных и машинописных текстов, он не только заканчивал свои дела в Дублине, но и подводил итог всему своему вкладу в философию. Он рассказал Друри о письме, которое получил от Людвига Гензеля, в котором тот выражает надежду, что работа Витгенштейна будет продвигаться хорошо, если на то будет Божья воля. «Сейчас это все, чего я хочу, — сказал он, — если на то будет Божья воля»:
Бах написал на титульной странице своего Orgelbüchlein: «Во славу Вышнего Бога и на благо моего ближнего». Это то, что я хотел сказать о моей работе
[1327].
Прошедшее время здесь употребляется не зря: оно показывает, что теперь он считает свою работу законченной.
Он провел месяц перед путешествием в Соединенные Штаты, останавливаясь по очереди у фон Вригта в Кембридже и у Бена Ричардса в Аксбридже. Истекал первый год работы фон Вригта на посту преемника Витгенштейна, профессора философии в Кембридже, и он жил в съемном доме («Стразейрд») на Леди-Маргарет-роуд. Там Витгенштейн занял отдельную квартиру из двух комнат и обедал с семьей (фон Вригтом, его женой и их двумя детьми). «Есть кое-что, чего я боюсь, — написал он фон Вригту перед этим визитом, — может быть, я не смогу обсуждать философию. Конечно, вполне вероятно, все изменится, но сейчас я совершенно неспособен даже думать на философские темы. Моя голова совершенно пуста»
[1328].
В эти несколько недель в Кембридже он главным образом диктовал машинистке окончательно отобранные заметки последних трех лет, которые теперь входят в состав второй части «Философских исследований». Это последний известный нам машинописный текст, подготовленный Витгенштейном, и как таковой он представляет кульминацию его попыток собрать свои заметки о психологических концепциях в готовой к публикации форме.
Машинопись не завершает эту задачу: как он сказал Элизабет Энском в Дублине, он рассматривал эту новую выборку как материал для пересмотра первой части «Философских исследований». Поскольку он так и не произвел эту работу по пересмотру, книга в ее нынешнем виде имеет довольно неудовлетворительную двухчастную структуру, где вторая «часть» — не более чем материал для переработки первой. Более того, работа, которая была изначально задумана как «вторая часть» — анализ математических концепций — вообще не появилась в книге. Кропотливость и привередливость Витгенштейна по отношению к структуре книги привела к ироническому результату: его работа опубликована в форме, весьма далекой от изначальной концепции.
Самый длинный раздел этого нового машинописного текста касался проблем видения аспектов, и это квинтэссенция вышеописанной работы на эту тему, проделанной в предыдущие три года. Этот раздел составляет примерно половину (36 страниц в печатной версии) всего машинописного текста. Как Витгенштейн сказал Ризу, особенно он был доволен разделом, посвященным «парадоксу Мура» (раздел X). Он был доволен тем, что собрал все свои многочисленные заметки по этому парадоксу в относительно короткую секцию (три печатные страницы).
«Парадокс Мура» — это название, которое Витгенштейн дал абсурдной ситуации утверждения и последующего сообщения, что кто-то в него не верит, — например: «В комнате есть огонь, но я не верю, что он есть». Название «парадокс Мура», возможно, неправильное: Витгенштейн верил, вероятно, ошибочно, что Мур открыл этот тип противоречия. (По сути, однажды заметил он Малкольму, это открытие было единственным в работе Мура, которое его сильно впечатлило.) Интерес, который Витгенштейн питал к данному парадоксу, возникает из того факта, что даже если автора этого утверждения обычно воспринимают противоречащим себе, формально это не противоречие. То есть два утверждения: «В комнате есть огонь» и «Р. М. не верит, что в комнате есть огонь» не противоречат друг другу.
Витгенштейн впервые наткнулся на парадокс в докладе Мура, прочитанном в Клубе моральных наук в октябре 1944 года. Он немедленно написал Муру, побуждая его опубликовать его «открытие» и объясняя, почему он считает его таким важным:
Вы сказали кое-что о логике утверждения. А именно, имеет смысл сказать: «Давайте предположим, что p случается, но я не верю, что p случается», тогда как нет смысла утверждать «Я-p случается, и Я не верю, что p случается». Это утверждение должно быть исключено, и оно исключается «здравым смыслом» как противоречие. И это только показывает, что логика не так проста, как думают логики. А особенно, что противоречие — не уникально, как думают люди. Это не только логически недопустимая форма; она, при определенных обстоятельствах, допустима. И главной заслугой вашего доклада мне кажется то, что вы это показали
[1329].
Мур это видел совсем не так. Он собирался сказать, что поскольку парадокс не порождает формального противоречия, он абсурден по психологическим, а не по логическим причинам. Это Витгенштейн решительно отклонил:
Если я спрошу у кого-нибудь: «Есть ли огонь в той комнате?» — и он ответит: «Думаю, есть», я не могу сказать: «Отвечай точно. Я спросил тебя об огне, а не о твоем мнении».
Любое исследование того, что имеет или не имеет смысла утверждать, было для Витгенштейна частью логики, и подчеркнуть, что в этом смысле «логика не так проста, как думают логики», — одна из главных задач его исследования. Этот аспект поздней работы Витгенштейна отметил Бертран Рассел в своем отчете Совету Тринити-колледжа в 1930 году: теории Витгенштейна были «новыми, очень оригинальными и, несомненно, важными». Но: «Верны ли они, я не знаю. Как логик, который любит простоту, я предпочитаю думать, что нет».
