Более длительным вариантом для Витгенштейна было пройти всю книгу параграф за параграфом с каждым из друзей отдельно. По-видимому, он сделал несколько попыток. Вскоре после прибытия в Итаку он предложил, чтобы они с Малкольмом прочли вместе всю книгу, как они начали это делать в Кембридже в 1946 году. Малкольм снова счел это предприятие слишком обременительным и после нескольких встреч отказался. Вместо этого они стали обсуждать философские темы, которые имели непосредственное отношение к собственной работе Малкольма.
Темой этих обсуждений была попытка Мура опровергнуть философский скептицизм в его статьях «Доказательство внешнего мира» и «Защита здравого смысла». Скептицизм утверждает, что ничто относительно внешнего мира нельзя знать с уверенностью, даже то, что он внешний. «Доказательство внешнего мира» начинается с попытки доказать, что некоторые внешние объекты совершенно точно существуют, и Мур приводит свой знаменитый пример — существование его собственных рук:
Можно доказать, например, что две человеческие руки существуют. Как это сделать? Я показываю две свои руки и говорю, жестикулируя правой: «Вот — одна рука», и, жестикулируя левой рукой, добавляю: «А вот — другая»
[1352].
В статье «Защита здравого смысла» Мур перечисляет трюизмы, об истинности которых он знает достоверно. Итак, существует тело — это тело Мура; это тело с самого рождения находится рядом с поверхностью Земли; Земля существовала задолго до рождения Мура и т. д.
Незадолго до приезда Витгенштейна Малкольм опубликовал статью, в которой критиковал Мура за неправильное употребление глагола «знать», когда он претендует на знание. Поднять руку и сказать: «Я знаю, что это рука», или указывать на дерево и говорить: «Я знаю, что это дерево», заявляет Малкольм, — это бессмысленное употребление слова «знаю». Мур энергично защищал употребление слова «знаю» в письме Малкольму; теперь у Малкольма появилась возможность узнать точку зрения Витгенштейна на этот вопрос, и он не собирался ее упускать.
В разговоре с Малкольмом Витгенштейн настаивал, что «Выражение имеет значение только в потоке жизни». Так что бессмысленны утверждения Мура или нет, зависит от того, можем ли мы представить случай их разумного использования: «Понимать предложение — это значит быть готовым каким-то образом его использовать. Если мы не можем придумать ни одного примера его употребления, это значит, что мы совсем не понимаем данное предложение»
[1353]. Таким образом:
Лучше не квалифицировать утверждение Мура «Я знаю, что это дерево» как неправильное употребление языка, а сказать, что у этого утверждения нет определенного значения и сам Мур не знает, как именно он использует его… Муру самому неясно, что он имеет в виду. Он не понимает разницы между использованием этого выражения в некотором обычном смысле и использованием его для иллюстрации философского положения
[1354].
Витгенштейн полагал, что мы можем представить повседневное употребление одних утверждений Мура гораздо легче, чем других: «Несложно подумать об использовании предложения „Я знаю, что это рука“; сложнее для „Я знаю, что Земля существует давно“».
Мур, конечно, не употреблял предложения «повседневным» способом; он использовал их, чтобы высказать философское мнение. Он не сообщал своим читателям, что у него две руки, а пытался опровергнуть философский скептицизм. В этом смысле Витгенштейну было совершенно ясно, что Мур потерпел неудачу:
Но когда философы-скептики говорят: «Вы не знаете», а Мур отвечает: «На самом деле я знаю», его ответ не попадает в цель, ибо он призван всего лишь уверить их в том, что он, Мур, не чувствует совершенно никакого сомнения. Но это не то, что здесь нужно
[1355].
Собственный взгляд Витгенштейна на скептицизм кратко выражен в «Трактате»: «Скептицизм не неопровержим, но явно бессмыслен, поскольку он пытается сомневаться там, где невозможно спрашивать»
[1356]. И в связи с этим взглядом на скептицизм он находит кое-что интересное с философской точки зрения в «убеждениях здравого смысла» Мура. Они дают не примеры «уверенного знания», а скорее примеры случаев, в которых сомнение — это бессмыслица. Если мы можем серьезно сомневаться, что Мур поднял две руки, нет причины не сомневаться в чем-то еще, включая достоверность наших чувств. И в этом случае вся система отсчета, в которой мы взращиваем сомнения и отвечаем на них, рухнет: «Определенные предложения относятся к моей „системе отсчета“. Если бы я отказался от них, я не мог бы выносить суждений ни о чем»
[1357]. Одним из таких предложений может быть утверждение «Это дерево», сказанное рядом с деревом:
Если я подойду к дереву, а под моими руками вместо дерева окажется пустота, я могу утратить доверие ко всем показаниям моих органов чувств… Мур говорит: «Я знаю, что это дерево», отчасти потому, что чувствует, что если бы это оказалось не деревом, ему, Муру, надо было бы «подавать в отставку»
[1358].
Мысль о том, что есть определенные суждения (среди них некоторые утверждения Мура о здравом смысле), которые принадлежат нашей системе отсчета и как таковые не могут быть сомнительны, Витгенштейн развил в работе, написанной в восемнадцать последних месяцев своей жизни, последовавших за его визитом в Соединенные Штаты
[1359].
В начале осеннего триместра Малкольм пригласил Витгенштейна на встречу с аспирантами-философами в Корнеллский университет. Его присутствие здесь, как вспоминает Джон Нельсон, произвело на всех огромное впечатление. «Малкольм появился в коридоре, — пишет Нельсон, — сразу перед началом встречи»:
Под руку с ним шел худощавый человек в годах, одетый в ветровку и старые армейские брюки. Если бы не его лицо, озаренное умом, можно было принять его за какого-то бродягу, которого Малкольм встретил по дороге и решил спасти от холода.
…я наклонился к Гассу и прошептал: «Это Витгенштейн». Гасс подумал, что я шучу и сказал что-то вроде: «Прекрати надо мной издеваться». И тогда вошли Малкольм и Витгенштейн. [Грегори] Властос встал и прочитал доклад. Блэк, который был председателем этого собрания, встал, повернулся направо и стало ясно, ко всеобщему удивлению, что он хочет обратиться к потрепанному старику, которого Малкольм привел на встречу. Потом прозвучали поразительные слова; Блэк сказал: «Не будете ли вы так любезны, профессор Витгенштейн». Так вот, когда Блэк сказал «Витгенштейн», над рядами пронесся громкий мгновенный вздох. Не стоит забывать: имя «Витгенштейн» было мистическим и прекрасным именем в философском мире 1949 года, а в Корнелле особенно. Этот общий вздох был тем же вздохом, который бы пронесся, если бы Блэк сказал: «Не будете ли вы так любезны, Платон…»
[1360]
