Все это: а) усилило любопытство по отношению к содержанию шифрованных заметок; и b) подтвердило подозрение, что душеприказчики что-то скрывают. И это, в свою очередь, помогло сформировать общественное мнение, благосклонное к экстраординарным вообще-то заявлениям Бартли. «Ага! — подумали люди. — Так вот что Энском скрывала все эти годы!»
Сам Бартли воспользовался этим общественным мнением, чтобы защититься от обвинений в фальсификации. В вышеупомянутом «Послесловии» (которое озаглавлено «Полемический ответ моим критикам») он утверждает, что душеприказчики блефуют, когда выражают свое возмущение книгой. Потому что все это время у них:
…хранятся шифрованные записные книжки, написанные рукой самого Витгенштейна очень простым шифром, давно уже расшифрованные и транскрибированные, подтверждающие мои утверждения о его гомосексуальности.
Ну, в действительности это неправда. В шифрованных заметках Витгенштейн обсуждает свою любовь сначала к Дэвиду Пинсенту, затем к Фрэнсису Скиннеру и наконец к Бену Ричардсу (это все за тридцать лет или около того), и в этом смысле у них есть «подтверждение» его гомосексуальности. Но эти заметки никак не подтверждают утверждения Бартли о гомосексуальности Витгенштейна. А именно, в них нет ни слова о прогулках в Пратер в поисках «грубых молодых парней», нет ничего, что уличило бы Витгенштейна в развратном поведении когда-либо в его жизни. Читая их, скорее получишь впечатление, что он был не способен на разврат, настолько тревожило его даже малейшее проявление сексуальной страсти (гомосексуальной или гетеросексуальной).
Немногие смогли бы на это указать, потому что мало кто видел эти шифрованные заметки. В действительности то, как Бартли говорит о «шифрованных записных книжках», демонстрирует, что он получил информацию из вторых рук — что он сам не видел тех источников, о которых упоминает. Просто потому, что нет никаких шифрованных записных книжек. Шифрованные заметки не собраны вместе в два тома (как, кажется, думает Бартли), они разбросаны по восьмидесяти или около того записным книжкам, которые составляют литературное и философское наследие Витгенштейна. Это «подтверждение», таким образом, исключительно мнимое.
Из многочисленных попыток опровергнуть Бартли чаще всего цитируется отклик Раша Риза и Дж. Дж. Стонборо в журнале The Human World. По моему мнению, они не добились успеха. Риз на самом деле не пытался даже опровергнуть Бартли в обычном смысле — показать, что тот солгал. Суть его утверждения заключается в том, что даже если Бартли сказал правду, было бы «глупо» повторять ее за ним. Возражения Стонборо, если не учитывать высокопарность, жестокую иронию и моральное осуждение, содержат только один, довольно неубедительный, аргумент: если бы Витгенштейн вел себя так, как предполагает Бартли, его бы шантажировали. С этим аргументом Бартли легко расправляется в «Послесловии». Сосредоточившись на аморальности книги Бартли, а не на достоверности его информации, Риз и Стонборо, думаю, просто еще больше запутали вопрос и непреднамеренно дали Бартли сорваться с крючка.
Единственный способ, которым можно было эффективно опровергнуть утверждения Бартли — это показать, что или информация, которую он получил, ложная, или он неправильно ее интерпретировал. И прежде чем попытаться сделать это, необходимо было узнать, какой информацией он владел. А это Бартли решительно отказался открыть.
В других местах в книге Бартли есть признаки того, что при ее написании у него был доступ к рукописи Витгенштейна, датированной 1919–1920 годами. Самое поразительное указание на это появляется на странице 29 (переработанного издания), когда он цитирует сон Витгенштейна и комментирует его собственную интерпретацию этого сна. Не могу себе представить, чтобы информация Бартли могла прийти из какого-то другого источника, кроме как из документа, написанного самим Витгенштейном. Если сложно поверить, что друзья Витгенштейна снабдили Бартли сведениями о походах в Пратер, то еще труднее поверить, что они что-то сообщили о его снах, рассказанных от первого лица.
Интересно, что в вышеупомянутых шифрованных заметках Витгенштейн изредка записывает и разбирает свои сны (в этой книге можно найти три примера — на страницах 285–286, 288–289 и 442). И обсуждение сна, которое цитирует Бартли, хотя и более подробное, чем остальные сохранившиеся, вполне согласуется с интересом, который Витгенштейн выказывал в разное время к фрейдистской технике интерпретации снов.
Так, есть все основания верить, что сообщения о снах, которые дает Бартли, настоящие, и поэтому, если не будет доказательств обратному, есть причина думать, что Бартли имел доступ к рукописи, о существовании которой неизвестно литературным душеприказчикам Витгенштейна (в сущности, которую от них скрывали). У душеприказчиков нет рукописей 1919–1920 годов, даже если они есть где-то еще.
Если эта (безусловно, крайне спекулятивная) гипотеза верна, тогда эта рукопись может быть также источником предполагаемых «пратерских эпизодов». В переписке с Бартли я прямо спросил его, есть у него эта рукопись или нет. Он ни подтвердил предположение, ни опроверг его; он только сказал, что раскрывать источник информации означало бы предать доверие и что он не готов быть таким бесчестным. Поэтому я рассматриваю эту гипотезу как все еще ожидающую опровержения.
Когда я писал эту книгу, у меня был неограниченный доступ ко всем шифрованным заметкам, которыми обладают литературные душеприказчики, и разрешение цитировать любые из них, какие я захочу. Я предпочел процитировать практически все заметки, которые так или иначе объясняли эмоциональную, духовную и сексуальную жизнь Витгенштейна. (Благоразумие, как однажды сказал Литтон Стрейчи, это не лучшая часть биографии.) Я не пропустил ничего в поддержку популярного мнения о том, что Витгенштейн мучился от своей гомосексуальности, хотя сам я считаю, что это скорее упрощение, которое серьезно искажает истину.
Шифрованные заметки показывают, что Витгенштейну было не по себе не от гомосексуальности, а от сексуальности в целом. Любовь — к мужчине ли, к женщине ли, — была чем-то, что он ценил высоко. Он видел в ней дар, почти божественный дар. Но вместе с Вейнингером (чей «Пол и характер», я думаю, во многом излагает то отношение к любви и сексу, которое проявляется в том, что говорил, делал и писал Витгенштейн), он резко разграничивал любовь и секс. Половое возбуждение, гомо- или гетеросексуальное, его невероятно беспокоило. Казалось, он рассматривал его как несовместимое с тем человеком, которым он хотел быть.
Шифрованные заметки также раскрывали, в какой невероятной степени любовная и сексуальная жизнь Витгенштейна протекала исключительно в его воображении. Больше всего это удивляет в случае с Китом Кирком (от которого у Витгенштейна сформировалась зависимость, рассматриваемая им как «измена» их любви с Фрэнсисом Скиннером, см. страницы 432–434 настоящего издания), но это столь же очевидно почти во всех близких отношениях Витгенштейна. Его восприятие отношений часто совсем не имеет реальной связи с восприятием их другим человеком. Если бы я не встретился с Китом Кирком, я был бы почти уверен на основании шифрованных заметок, что у них с Витгенштейном было нечто похожее на «роман». После встречи с Кирком я уверен, что весь роман существовал только в голове Витгенштейна.
