Для Витгенштейна тело принадлежало только «внешнему миру» — миру, которому принадлежали также «жестокие, тупые и злобные» преступники, окружавшие его. Однако душа обитает совсем в другом царстве. В ноябре он сказал себе:
Только когда не зависишь от внешнего мира, тебе незачем опасаться того, что в нем произошло. Сегодня ночью заступаю в караул. Легче быть зависимым от обстоятельств, чем от людей. Но это тоже нужно уметь!
[287]
На корабле он управлял прожектором по ночам. Уединенность задачи облегчала ее: он не зависел от людей, а это было необходимо, чтобы выдержать условия судна. «Благодаря этому, — писал он, — мне удается избежать злобы сослуживцев»
[288]. Возможно, его страстное желание дистанцироваться от внешних обстоятельств облегчило завершение работы по логике. 21 августа он не знал, сможет ли снова начать работать:
Я целиком и полностью «далек» от всех понятий моей работы. Я не вижу вовсе!!! Все понятия моей работы стали для меня «чужими». Я совсем ничего не ВИЖУ!!!
[289]
Но за следующие две недели — в период, проведенный за ночной работой на прожекторе, в то время, когда Витгенштейн начал читать и нашел утешение в «Евангелии» Толстого, — он написал много. К концу этих двух недель он отметил: «Я на пути к большому открытию. Но удастся ли мне?»
[290]
И все же разделение между духом и телом не было полным. Как же так? Витгенштейн мог дистанцироваться от окружения, даже от сослуживцев, но не мог отделить себя от своего собственного тела. Фактически восстановленная чувственность совпала с тем, что он снова мог работать над логикой. Почти ликующая заметка, приведенная выше, сопровождалась словами: «Ощущаю больше, чем раньше. Сегодня снова онанировал»
[291]. Накануне он писал, что онанировал впервые за три недели, а до этого не чувствовал никакого сексуального желания. Случаи, когда он онанировал — явно не предмет гордости — записаны не с самоувещеванием, а просто зафиксированы как бы в порядке вещей, как можно написать о состоянии здоровья. Из дневника выясняется, что желание онанировать и возможность работать — доказательства того, что он еще в полном смысле этого слова живой. Можно сказать, что для него чувственность и философская мысль неразрывно связаны — это физическая и духовная манифестация страстного пробуждения.
В дневниках Витгенштейна нет зашифрованных записей от второй половины сентября, времени австрийского отступления. Однако тогда он совершил великое открытие, которое считал неизбежным. Оно теперь известно как «образная» теория языка: идея, что предложения — это картина реальности, которую они описывают. Историю, как эта идея пришла к нему в голову, Витгенштейн рассказал своему другу Г.Х. фон Вригту
[292], и с тех пор ее пересказывали много раз. История такова: когда Витгенштейн служил на Восточном фронте, он прочитал в журнале отчет о судебном процессе в Париже касательно автомобильной аварии, где перед судом представили схему этой аварии. Он подумал, что схема может показать аварию из-за соответствия частей модели (миниатюрные дома, машины, люди) и реальных вещей (домов, машин, людей). Дальше он подумал, что согласно этой аналогии можно сказать, что предложение служит схемой, или картиной, положения дел, на основании соответствия между ее частями и миром. Способ, которым соединены части предложения — структура предложения, — изображает возможную комбинацию элементов в реальности, возможное положение дел.
Из записных книжек Витгенштейна мы можем датировать происхождение «образной» теории 29 сентября. В этот день он написал:
Весь октябрь Витгенштейн развивал следствия этой идеи, которую он назвал своей «теорией логического изображения». Он пришел к мысли, что как рисунок или живопись изображают нечто графически, так предложение изображает логически. Иными словами, существует — и должна существовать — общая логическая структура у предложения («Трава зеленая») и положения дел (трава является зеленой), и эта общность структуры помогает языку воссоздавать реальность:
Вместо того чтобы говорить: это предложение имеет такой-то и такой-то смысл, можно прямо сказать: это предложение изображает такое-то и такое-то состояние дел.
Оно отображает его логически.
Предложение может быть истинным или ложным только так: оно может согласовываться или не согласовываться с действительностью лишь за счет того, что является образом состояния дел
[294].
Витгенштейн считал эту идею существенным прорывом. Это была, так сказать, стратегически важная крепость, которую надо было взять, чтобы завоевать логику. «Целый день работал», — написал он 31 октября:
[Тщетно] штурмовал проблему! Но я не отступлюсь; скорее буду биться до последней капли крови. Самая большая трудность — удержать однажды покоренную крепость до тех пор, пока в ней нельзя спокойно устроиться. И пока город не пал, нельзя спокойно сидеть в одном из укреплений
[295].
Но пока он сам наступал, австрийская армия хаотично и беспорядочно отступала. «Гоплана» двигалась назад к Кракову, в глубь австрийской территории, где армия должна была перезимовать. Прежде чем они добрались до Кракова, Витгенштейн получил сообщение от поэта Георга Тракля, который лежал в военном госпитале в психиатрическом отделении. Ему уже рассказывал о ситуации Тракля Фикер, который ездил навестить поэта и оттуда написал Витгенштейну с просьбой приехать. Тракль чувствует себя ужасно одиноко, писал Фикер, и не знает никого в Кракове, кто бы навестил его. «Я был бы очень вам обязан, — писал сам Тракль, — если бы вы оказали честь нанести мне визит… Мне, вероятно, придется уехать через несколько дней и вернуться на поле боя. Прежде чем будет принято решение, мне бы очень хотелось поговорить с вами»
[296]. В теперешнем своем окружении Витгенштейн особенно обрадовался приглашению: «Как бы я хотел познакомиться с ним. Надеюсь, когда я приеду в Краков, мы встретимся! Возможно, это бы меня очень сильно приободрило»
[297]. 5 ноября, в день, когда «Гоплана» наконец прибыла в Краков, он «волновался от ожидания и надежды увидеть Тракля»:
